Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны

России смерть! Вперед, Ниппон!

Измена, голод там - не новы,

И нищих там не перечесть.

С Россией спорить мы готовы,

Поддержим мы Ниппона честь.

Сильна Россия без сомненья,

Но мощь полков нам не страшна:

Пустынны русские владенья,

Душа солдата холодна.

А наша родина могуча,

Уж много лет стоит она.

Сыны Японии, как туча,

Ударят громом на врага.

Ведь верность, правда вечно с нами,

Мы русских победить должны.

Так тает утром под лучами

Роса{23}, покрывшая холмы...

Вперед за солнцем лучезарным{24}!

Зовут знамена! Уж пора!

Вперед на бой с врагом коварным!

Погибнет Русь! Ниппон, ура!

9 июня 1905 г. Проехался верхом вдоль аванпостов после грустного прощания с двумя очаровательными соотечественницами, которые в последний раз за два или три дня своего пребывания озарили своим присутствием Фенгхуангченг.

Посещение мисс Мак-Коул и мисс Ст.-Обэн было очаровательным разнообразием среди нашей монастырской жизни. Они не только искусно пробрались сюда, но были очень счастливы в своем предприятии, по крайней мере постольку, поскольку мы были счастливы их увидеть. Японцы не разрешают присутствия женщин не только в армии, но и в тылу. Даже императорским принцессам пришлось щипать корпию в Японии. Японским женщинам, видимо, не дана власть, соответственная их очарованию. Мне как-то пришлось спросить одного японского офицера относительно женского влияния в армии, но он даже не понял вопроса. Здесь ничего подобного не существует. Не говорю, чтобы в японской армии не существовала вовсе протекция другого рода, хотя нужно думать, по словам поручика, что эту протекцию нужно понимать, как и многое другое в Японии, в совершенно обратном смысле. Он сообщил мне, что у него столько влиятельных друзей в Японии, что будет необходимо задержать его производство, чтобы не возбудить сплетен. Я вполне верю, что он сказал чистейшую правду, и это вполне соответствует моим наблюдениям, из которых вытекает, что японцы чрезвычайно чувствительны к мнению окружающих. Я лично полагаю, что даже женское влияние в армии было бы предпочтительнее подобному малодушию. Возвращаясь к нашим очаровательным соотечественницам, я должен заметить, что одно обстоятельство, находившееся в связи с их визитом, произвело на меня особенное впечатление, которое еще более укрепило во мне некоторые выводы, хотя одному Богу только известно, как я боролся против них. Японская барыня, г-жа К., сопровождала их. Она показалась мне наиболее одухотворенной и очаровательной женщиной из всех, которых я встречал до сих пор. По своим идеям относительно эмансипации японских женщин и необходимости всеобщего высшего для них образования и проч., и проч. она напоминала собою передовую американку. Она, видимо, с большой любовью относилась к своим спутницам, и они, конечно, платили ей тем же. Однажды вечером, когда не происходило ничего особенного, она, не в состоянии сдержать свои чувства, воскликнула:

Скажите мне правду! Все ваши любезные манеры одно притворство; только шутка! Иностранец не может любить японцев. Мое самое глубокое убеждение, что мы совсем особенный народ! Подобно ли это невольно вырвавшееся замечание молнии, которая внезапно озаряет своим светом грозную крепость, стоящую на дороге путника, спокойно шедшего до тех пор с целью воспользоваться гостеприимством соседнего города? Или же эта преграда только один обман зрения, очарованный замок, который исчезнет перед храбрым рыцарем? Может быть, мне еще рано дать на это верный ответ. Но в одном я твердо уверен, а именно, что тропа к дружбе, доверию и близким отношениям между западноевропейцем и японцем далеко не так ровна и доступна, как я полагал, пируя среди космополитического общества Токио. Все их чувства, вкусы, идеалы, стремления и желания совершенно отличны от наших, и подобно тому, как сибарит не может ожидать к себе симпатий от голодного бедняка-бродяги, так и наши более сложные ощущения кажутся японцу никуда не годными мыслями по сравнению с его собственными идеями, ограниченными по числу, но более ярко выраженными.

Аванпосты были интересны. Они простирались дугой к востоку, северу и западу от Фенгхуангченга. Особенной разницы между принятым нами способом и японским не существует. Приблизительный фронт охранения определяется старшим начальником, который назначает каждой дивизии свой участок. Начальник дивизии, согласно инструкциям от штаба армии и по соглашению с начальниками артиллерии и инженером, определяет фронт охранения более точно и подразделяет свой район охранения на участки между командирами бригад, которые в свою очередь указывают полковым командирам их частные участки. Подобная процедура применяется только в тех случаях, когда отряд предполагает удерживать позицию некоторое время.