На высотах Радикофани поднялся холодный и сильный ветер, а день был самый теплый, даже и не на солнце. Ужасная сторона и ужасная дорога. Всё в гору и с горы, и дорога извивается змеей. И это называется
Зажег сигарку огнем Везувия в 12 часов утра.
Выехал из Рима в 5 часов за полдень. Как мог я решиться ехать один; я, в котором нет ни твердости, ни бодрости, ни покорности? Переваливаю мысли свои как камни с одной на другую…
Погода совершенно осенняя: холод, пасмурно. В сердце хуже осени. Судороги тоски. Что-то чинят в коляске.
Всю ночь проспал в коляске. Проспал кривую башню Пизы. Город, кажется, прекрасный.
Обедал в Клагенфурте. Край очень живописный. Дождь оставил меня на границе Италии, а солнце встретило в Германии.
В девятом часу утра приехал в Вену. Сдал депеши Горчакову и поехал в трактир. После обеда, в Пратере, весь город в колясках и верхом. Общество, которое ежедневно собирается в один час и в одно место, должно быть пустое общество. Странный вид гулянья в траурных платьях и траурных ливреях.
Разница между итальянскими почтарями и немецкими. Те, и не дожидаясь ваших замечаний, указывают вам с восторгом на красоты земли:
– Красивые места.
– Ничего, сойдет, – отвечал он.
Был у Разумовской и Разумовского. Приятный старик, прекрасный дом. Был на выставке цветов. Обедал у Татищева. Опера «Норма». Был в 7 часов с Килем в синагоге. Род протестантизма еврейского. Мало жидовских платьев и первобытных лиц. Прекрасно поют. Интересно слышать псалмы Давида, петые стройными голосами на природном их языке. Все в шляпах.
Был в Шенбрунне. Прекрасный сад. Зверинец опустел. Видел «одно из могуществ Вены», но не Меттерниха, а слониху. Обедал у Киселевой. Таскался с обеими сестрами по лавкам; пил чай у Ольги Нарышкиной. Выехал из Вены в первом часу.
Выехал не в добрый час. Лошади стали на дороге. Всё шоссе завалено каменьями, которые проезжающие должны разжевать.
Приехали утром в двенадцатом часу в Часлав. Коляску чинят уже во второй раз из Вены. Еду хуже прежнего, хотя беру третью лошадь.
Здесь всё пахнет Русью и корешками Шишкова. Я понимаю их язык, а они меня не понимают. Вообще, русский слух смышленее прочих. Если не выговаривать так, как иностранцы привыкли выговаривать свои слова, они уже вас не разумеют. А русский мужик всегда поймет исковерканный русский всякого шмерца.
И природа здесь сбивается на русскую – плоская. Небо молочное, цвета снятого молока. Женский убор – платок, повязанный на голове, также русский. Одна почта не русская, а архинемецкая. Язык – смесь польского и русского. Читал в коляске переписку госпожи Кампан с Гортензией. Полюбил и ту и другую.
Вчера обедал, или ужинал, в Праге около полночи. Следовательно, Праги не видел. Граф Андрей Кириллович Разумовский говорил мне в Вене, что она походит на Москву. Не догадываюсь чем. Дома высокие, улицы узкие, река широкая. Вот всё, что я видел.
Старался узнать что-нибудь о старых Бурбонах, но ничего не узнал, кроме того, что Карл X мало выходил из дома.
Утром в 4 часа дотащился до Дрездена. Коляска опять ломалась, какой-то винт всё не держался. Обедал в Теплицах. Кульм, два памятника: прусский и австрийский. Последний – колоссальный и одному человеку, другой – всем падшим братьям и мелок. Природа, приближаясь к границе, несколько оживляется.
Вчера провел деятельный день. В письме к жене описываю его. Выехал из Дрездена в девятом часу утра. Прусская почта поспешная, что-то военное русское во всем. И береза встречается. И, подъезжая к Берлину, вспоминаешь петергофскую дорогу.
Приехал в Берлин в девятом часу утра. И тут часа три лишних проехал. Потсдам осмотреть не смог. Ай, ай, месяц май тепел да холоден! И в этом союзная держава. Ночью продрог и, приехав в Берлин, велел тотчас затопить род русской печи.
Был на маленькой выставке картин. Картины Крюгера: император, два великих князя, Паскевич, Волконский, Бенкендорф, Чернышов. Был у Крюгера в его студии. Всё петербургские лица.
Ездил по городу. Красив. Сбивается на Петербург. В Итальянской опере был король и жена его. После первого акта поехали они во французский спектакль.
Пил чай у Озеровых и выехал из Берлина за полночь. Заезжал к Гумбольдту, но не застал.