Читаем Записные книжки полностью

А это похоже на Яшку, который горланит на мирской сходке: «Да что вы, да сунься-ка, да где вам, да мы-то!» Неужли Пушкин не убедился, что нам с Европой воевать была бы смерть? Зачем же говорить нелепости и еще против совести и более всего без пользы? Хорошо иногда в журнале политическом взбивать слова, чтобы заметать глаза пеной, но у нас, где нет политики, из чего пустословить, кривословить? Это глупое ребячество или постыдное унижение. Нет ни одного листка «Journal des Debats», где не было бы статьи, написанной с большим жаром и с большим красноречием, нежели стихи Пушкина в «Бородинской годовщине». Там те же мысли… или то же безмыслие…

И что опять за святотатство сочетать Бородино с Варшавой! Россия вопиет против этого беззакония. Хорошо «Инвалиду» сближать эпохи и события в календарных своих калейдоскопах, но Пушкину и Жуковскому, кажется бы, и стыдно. Одна мысль в обоих стихотворениях показалась мне уместной и кстати. Это мадригал молодому Суворову. Нечего было Суворову вставать из гроба, чтобы благословить страдание Паскевича, которое милостию Божией и без того обойдется. В Паскевиче ничего нет суворовского, а война наша с Польшей тоже вовсе не суворовская, но хорошо было дедушке полюбоваться внуком.

После этих стихов не понимаю, почему Пушкину не воспевать Орлова за победы его старорусские, а Нессельроде – за подписание мира. Когда решишься быть поэтом событий, а не соображений, то нечего робеть и жеманиться… Пой, да и только. Смешно, когда Пушкин хвастается, что мы не сожжем Варшавы их. И вестимо, потому что после нам пришлось же бы застроить ее. Вы так уже сбились с пахвей[50] в своем патриотическом восторге, что не знаете, на что решится, то у вас Варшава неприятельский город, то наш посад.

* * *

6 декабря 1837

Будочники ходили сегодня по домам и приказывали, чтобы по две свечи стояли на окнах до часа пополуночи.

Сегодня же обедал я у директора в шитом мундире по приглашению его. Матушка-Россия не берет насильно, а всё добровольно, наступая на горло.

* * *

«Люди ума и люди совести могут сказать в России: “Вы хотите, чтобы была оппозиция? Вы ее получите”».

Книжка 9 (1832—1833)

* * *

ПЕРЕВОДЫ С ФРАНЦУЗСКОГО

С.-Петербург, май 1832 Жестокость русских. Генерал Давыдов, Вольтер русских степей, знаменитый русский патриот 1812 года, обнаружив несколько ружей в доме господина Чарнолусского в Волыни, приказал расстрелять без суда этого злосчастного дворянина и затем повесить его тело на дереве на растерзание хищным птицам. Приговор же составлен задним числом. А грубые издевательства над женщинами, включая беременных?.. Нет такого преступления, которого он не разрешил бы своим солдатам. («Le Messager Polonais», № 34.)

* * *

20 мая

В газете «Le Temps» от 11 мая 1832 есть перевод письма Марата, писанного к Уильяму Дейли. Марат занимался тогда медициной и хирургией. «Будьте уверены: искусство и известность в хирургии можно приобрести только частными упражнениями над живыми объектами. Мертвые тела я получаю по дешевке из госпиталей. Еще я договорился с одним мясником насчет овец, телят, свиней и даже быков. Я тоже не люблю видеть страдания бедных тварей, но не понять тайн человеческого тела, не изучая природу в ее работе на ходу. Надо причинить немного зла, чтобы сделать много добра, – только тогда станешь благодетелем рода человеческого…

Если бы я был законодателем, я предложил бы – для блага своей страны и целого мира, – чтобы приговоренные к смерти могли отдавать себя для операции, которая может привести к смерти. Если же операция завершается удачно, то преступнику казнь заменяют тюрьмой или ссылкой».

Странно видеть эти прелюдии Марата, который после разыгрывал свою тему в таком оркестре.

* * *

В той же газете есть письма Бомарше о герцоге де Лораге, который носил жену свою на пальце. По смерти ее, говорил он, «я обратился к химику Вендебергу; тот сжег мою умершую жену и посредством некоего химического соединения превратил прах в синее стекловидное существо. Вот оно, господа, оправленное в золотое кольцо; это сама сущность моей обожаемой жены».

* * *

15 июня 1833

Греч во весь обед у Дмитриева в Москве рассказывал анекдоты о Булгарине, не весьма выгодные для чести его, и после каждого прибавлял: «Да не подумайте, что он подлец, совсем нет, а урод, сумасброд – да не подумайте, что он злой человек, напротив, предобрая душа, а урод».

Книжка 10 (1834—1835)

18 октября 1834

Выехали из Ганау после обеда, приехали в девятом часу ночевать в Ашаффенбург. Строго требовали паспорт и едва согласились дать нам доехать до трактира и там получить его. По дороге от Ашаффенбурга видели в лесах снег.


19 октября

Приехали в Вюрцбург в первом часу ночи. Всё с горы на гору. Живописно для глаз, но не живоходно с немецкими лошадьми. Здесь сторона бесплоднее, города и селения не так теснятся по дороге, как по ту сторону. Городской замок на Майне…

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное