Записные книжки

А мы свою дипломатию вверили совершенно антирусским началам. Что может быть противоположнее русскому какого-нибудь тщедушного Бруннова[66]? Ни капли русской крови, ни единого русского чувства нет у него в груди. Может быть, он не продаст Россию, но верно выдаст ее, частью ведением, частью неведением. Неведением потому, что он не понимает России, что никакая русская струна не звучит в сердце его. Неведением потому, что где ему отгрызаться зуб за зуб с Пальмерстоном, который должен давить его и сгибать в три погибели своим барством и высокомерием. Ему ли передавать звучный и богатырский голос русского царя, например, в настоящем восточном вопросе? Что поймет он в чувстве народного православия, которое может ополчить всю Россию? Всё это для него тарабарская грамота. И во всем восточном вопросе неминуемо, невольно видит он одно опасение лишиться своего посланнического места. Это натурально, и винить его в том было бы несправедливо… У Нессельроде, хотя и нельзя сказать Нессельрода, есть по крайней мере русские мериносы на Святой Руси; стало быть, он прикреплен к русской земле. Но у этого бобыля Бруннова нет…

30 сентября

Вчера был в Арсенале с Завадовскими. Модель bucintoro (бучинторо) имеет десятую часть подлинника. Обманчивость глаз. Не верится, чтобы модель, помноженная и десятью, могла бы на деле быть такого размера[67]. Вооружение Генриха IV, подаренное им Республике. Орудия пытки, принадлежавшие Франческо Карраре, падуанскому тирану. Щит, простреленный цесаревичем в 1838 году одной из арбалет, которая участвовала в Лепантском сражении.

Вчера в «Сан-Самуэле» был «Цирюльник». Что за молодость, веселость, увлекательность в этой музыке! Россини переживет в потомстве своих современных львов: Наполеона и Байрона. Было время, когда наше поколение ими бредило. Мы все глядели в Наполеоны и Байроны, и многие довольно удачно их корчили. Но никто не попал в Россини.

1 октября

На днях прочитал книгу молодого Адлерберга «Из Рима в Иерусалим». Ничего.

Я очень люблю это простосердечное русское выражение. Иван, какова погода? – Ничего-с! Ямщик, какова дорога? – Ничего-с. Что, каков ваш барин, хорошо ли вами управляет? – Ничего-с.

2 октября

Вечером был Строганов. Сегодня в церкви Maria del Rosario был я на отпевании 80-летнего священника, основателя или одного из двух основателей Scuole di Carieta Marco. Во времена Республики он принадлежал к магистратуре и после падения республики принял духовный сан. Он был очень любим в народе, и церковь была полна. Произнесенное в память надгробное слово, сколько мог я понять, было не без достоинства и во всяком случае красноречиво, ибо слова оратора часто прерывались его же слезами и рыданиями. Кажется, упомянул он, что был учеником почившего.

Во второй раз присутствовал на последней прогулке в гондоле венецианца. Здесь нет особенного экипажа для мертвецов. Они отъезжают домой на одном и том же извозчике, который служит и живым. Некоторые путешественники говорят о красных гондолах, которые здесь будто заменяют наши похоронные дроги, но по моим справкам оказывается это ложным. При церемонии бывают церковнослужители в красных рясах, которые несут церковные фонари, но бывают они и при других обрядах.

4 октября

Был у обедни в греческой церкви. Более порядка и благочиния, нежели на Востоке. Подходил к благословению архиерея, который промолвил мне невнятно несколько русских слов.

6 октября

Венеция под дождем и в ненастье – то же, что красавица с флюсом, который кривит ее рожу. Поневоле изменишь ей, как прежде ни любил ее. Вчера были у княгини Васильчиковой. Грустно видеть дочь ее. Заезжали к графине Эстергази.

7 октября

Был у меня наш египетский генеральный консул Фок, на днях выехавший из Александрии. Между Александрией и Триестом четырехдневное плавание. Соблазнительно. Кажется, умный человек, обхождения приятного, но больной и довольно мрачного духа. Не любит Востока, в котором долго жил. Выехал он из Египта не по обстоятельствам политическим, а по болезни.

В Египте, по словам его, в самом деле довольно возбужден фанатизм против нас. Я не думал бы того. Стало быть, в Турции и подавно. Разумеется, фанатизм не внутренний, не самородный, а внешний и взбитый революционными выходцами и бродягами. Фок говорит, что лучшая книга о Египте – Рафаловича[68]. В книге Ковалевского[69] много вздора и собственноручного шитья.

10 октября