Читаем Записные книжки полностью

Переменили лошадей в Эгере, поехали ночевать в Франценсбад на квартиру Абрамовых, которые нам ее предложили. Приехали туда к полночи и кое-как улеглись спать, но я спал хорошо.


1 июля

Утром походил я немножко по городу и по проулкам около источников и отведал воду Salzquelle, которую пил в Петербурге, довольно безуспешно, при начале болезни моей. О Франценсбаде нечего сказать особенного: довольно опрятно, площадки, обсаженные деревьями, где гуляют и пьют кофе, укрываются от зноя.

В Эгер приехали мы в полдень. Пошел я смотреть в доме бургомистра комнату, в которой был убит Валленштейн[80]. Тут сохраняется оружие, которым он был убит, и несколько резных шкафов, ему принадлежавших. Теперь комната завалена канцелярскими бумагами.

Осмотрел я развалины старого замка, в котором хорошо сохранились церковь с красивыми мраморными колоннами и одно окно, также с маленькими мраморными колоннами.

Затем возвратились мы к почтовому двору и отправились обратно в Карлсбад чрез Элбоген, где обедали на террасе, любуясь прелестями окрестной картины.

Жаль мне, что я поздно узнал в Карлсбаде от графа Палена о существовании в Эгере знаменитого палача, который, оставив ремесло, посвятил себя собранию различных древних и новых орудий казни и вообще всяких древностей: монет и проч. Сказывают, что он участвовал в приведении в порядок и устройстве музея Кинжварт.

При въезде нашем в Карлсбад торжественно проехали мы шагом при музыке сквозь толпу гуляющего народа. Вообще я очень доволен своей поездкой и ночами своими, которые пришли в порядок.


8 июля

Утром был я у патриарха австрийских сербов. Он сказывал мне, что получает из России, особенно из Москвы, много пособий для своих православных церквей: церковные книги, утварь и платья для духовенства. Он хвалится покровительством молодого австрийского императора в пользу православной церкви.

По журналам всё идет к миру и восточный вопрос приближается к развязке. Даже и маркиза Кастельбажак гораздо спокойнее, а доныне восточный вопрос, то есть страх лишиться посольского места в Петербурге, гораздо более тревожил ее, чем карлсбадские воды.


10 июля

Вечером все наши знакомые русские и немцы, а некоторые и незнакомые, были у нас на прощальном чае и кофе. Все изъявляли большое сожаление о нашем отъезде. Всех гостей заставил я записать свои имена в книге. Чарльз Ротшильд, вероятно, опасаясь, чтобы как-нибудь не воспользовались и не употребили во зло его подпись, теснился насилу между двумя уже готовыми подписями.


11-го утром, в седьмом часу выехали мы из Карлсбада, приехали в Прагу и остановились в гостинице «Zum Englischen Hof». Первый раз ехали мы довольно хорошо, безостановочно и даже скоро, по немецкому покрою. Природа по дороге довольно красива, но уже не так величава, как в Карлсбаде.


Прага, 12 июля

Не думал я дожить до нынешнего дня. Сегодня день моего рождения и стукнул мне 61-й год. Был я у Ганки и у баронессы Котц. Ошибкой попал я к президенту здешней полиции Захару, вместо того чтобы попасть к майору и коменданту пражской военной полиции Альбинскому, к которому имел письмо от Фридланда. Президент сказал мне, что открыты заговоры в Париже, Вене и Берлине и что одна надежда на императора Николая, чтобы установить порядок.

Обедали мы в гостинице довольно порядочно. После обеда ездили с комендантом и с женой его в Waldgarten и на Josephineninsel. Везде очень хорошая полковая музыка, венгерская и итальянская. Нельзя не подумать, с грустью глядя на это: неужели Бог всё так устроил, что венгерцы и итальянцы должны быть не дома, а в Богемии? Город прекрасен и древними и новыми зданиями своими. Мосты на Молдове очень красивы и живописны. Вечером был я в театре. Венская певица Вильдауэр в опере «Цыганка».


13 июля

В 10 часов утра отправились мы с Ганкой в университет. Шафарик показывал нам библиотеку. Особенных редкостей, кажется мне, нет. Впрочем, я в этом деле профан и смотрю на всё только из приличия и для очистки совести. Я обещал Шафарику прислать из Петербурга полную историю Карамзина, которой у них только восемь томов, подаренных императрицей Марией Федоровной или Елизаветой Алексеевной[81].

После отправились мы в Страговский монастырь и бегло осмотрели библиотеку, потому что было уже около двенадцати часов и патер Адольф Фишер, добрый и веселый старичок, боялся опоздать к трапезе. Несколько раз с хохотом повторял он мне, что помнит Суворова.

Осмотрели церковь. Отправились в St. Veits Kathedrale в Градшине. Серебряная гробница Святого Непомуцена, подсвечник из храма Соломонова и проч., и проч. Во дворце древняя зала Wratislava, заново подготовленная и устроенная, с трибунами и лавками, в ожидании конституции, которая при рождении своем умерла. Испанская и немецкая залы. Замок Валленштейна с садом и гротом, в котором Валленштейн купался.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное