Записные книжки

Кончил вечер до полуночи в театре. Давали мелодраму «Картуш». Характер довольно удачно выдержан. Я сидел в креслах, и со мной случилось приключение вроде маскарадного. За мной располагалась довольно приятной наружности дама с маленьким мальчиком. Я вообще в публичных местах не задираю разговора; но тут попросил я у нее программу, которой не мог достать в театре. Разговор слегка завязался. Она сказала мне, что, как только вошел я в театр, признала меня за русского.

– Благодарить мне или обижаться? – спросил я.

– Конечно, благодарить, – отвечала она, – потому что я очень люблю русских.

Говорила она мне о графине Бобринской, польке, которую знала во Флоренции и с которой состояла в переписке. Про себя сказала она, что в ней смесь разных народностей: английской, итальянской и французской.

Дал я ей свою карточку. Она спросила:

– Да вы, однако же, не муж Вяземской, урожденной Столыпиной?

– Нет, – отвечал я, – муж ее моложе, и он мой сын.

– Ваше имя знаю теперь, а своего сказать не могу.

Как так? Я ничего не мог понять в этой таинственности.

Тут пошел разговор совершенно маскарадный. Я был налицо, а собеседница моя под маской и в домино. Вдруг блеснула во мне догадка, что это женщина, с которой Монго Столыпин был в связи во Флоренции и на руках которой умер.

Я сказал ей, что угадал ее.

– Если меня вы и угадали, то все-таки в том не признаюсь.

Спросил я ее, знает ли она сенатора Халанского. Отвечала, что знает. Это разрешило весь вопрос. Халанский был во Флоренции при смерти Столыпина и говорил мне в Марселе много хорошего о ней – как она ходила за больным, о ее бескорыстии.

После сказала она мне, что приехала в Лион для детей своих и, кажется, сошлась опять с мужем и с тещей своей – по крайней мере дозволено ей видеть детей. Старшего отдает в college, etc., etc. Может быть, приедет она в Россию с графиней Бобринской, которая приглашает ее с собой месяца на два или на три. Она принадлежит хорошей фамилии, муж ее, граф Вог, имеет поместье недалеко от Лиона.

В ней было много приветного и простодушного. Красавицей она мне не показалась. Это одна из тех женских натур, которые мягкостью и восприимчивостью своей способны увлекаться и падать. Предопределенная добыча сердечного романа. Можно сожалеть о подобных женщинах, но осуждать их совестно. Я уверен, что в связи с нею Монго отдыхал от долгой, поработительной и тревожной связи своей с ***.

9 июня

Оставляем сегодня Лион и едем в Женеву.

12 июня

Женева. Троицын день. Был у обедни. Церковь полна русскими.

13 июня

Вчера был в театре. Ездили вечером к месту, называемому Ла Жонксьон, где Рона и Арв сливаются, но сохраняют свой цвет. Вот что должно быть с Польшей и Россией. Не требовать, чтобы Польша уничтожалась перед Россией, а довольствоваться тем, чтобы она слилась с нею и рядом текла. Прелестное местоположение.

13 июня

Ездили в Ферней. Великолепная радуга.

14 июня

Утром писал статью о Фернее. Вечером ездили по берегу озера в савойскую сторону. Заходил в игрецкий дом Фази. Очень хорошее помещение. Из учтивости проиграл 10 франков в красное и черное, не зная, что черное и что красное.

15 июня

Вечером был в театре. Давали драму (или мелодраму) «Don de Bazan». Всё то же направление. Дон Сезар – промотавшийся дворянин, пустившийся в разврат. На поверку выходит, что он торжествует над королем

Карлом II, унижает его, вступается за него, убивая первого министра и любимца его, который короля обманывал, и проч., и проч.

16 июня

Был в Cathedrale de St. Pierre. Эти римские храмы, обнаженные и ободранные реформой, представляют грустное зрелище. Памятник Рогана, о котором говорит Карамзин. Садился в кресло Кальвина.

22 июня

Наконец видел я Монблан при захождении солнца. Весь снег, вся гора были алые.

23 июня

Ездил на гору Салев – в коляске до селения Монтье, а тут пересел на ослицу, именуемую Amazone, и взобрался до шале на вершине горы. Вид, разумеется, обширный; но Монблан был обернут в непромокаемые или непроницаемые облака. На обратном пути, около деревни Морнекс, показался он мне. Мой кучер толковал мне, что вершины горы изображают Наполеона по вскрытии гроба его на острове Святой Елены; и в самом деле есть что-то похожее.

Кругом Женевы удивительная зелень и растительность.

24 июня

Великолепное захождение солнца на Белой горе — то она розовая, то очеканена или вылита в золото. Шляпа, лоб, нос Наполеона. Точно апофеоза его, в каком-то необыкновенном сиянии.

26 июня

Встреча с Лионской красавицей.

28 июня

Собирался ехать в Шамуни, помешал дождь. Неожиданно явился Плетнев.

Книжка 26 (1859—1860)