Слова N.: «Почему мы не согласны с идеей вечной жизни? Не потому ли, что, в конце концов, речь идет о блаженстве, лишенном сознания, а мы желаем быть, а значит – осознавать, что мы есть. Но отчего же мы упрекаем этот мир именно в том, что позволяет нам обрести сознание: в наличии зла и страдания (в этом и заключается главное противоречие современного атеизма). Я, например, всегда принимала страдание с радостью – радостью бытия». Я отвечал ей, что в этом и проявляется гений. Гений? Да, гений жизни, который только она – единственная из всех, кого я знаю, совершенно естественно и гордо носит в себе.
Интеллектуалам легче сказать нет, чем да. Созерцая под конец жизни многочисленные тома своих произведений, доктор Реклю [98]
, защищавший Дрейфуса, обнаружил, что за последние два года он ничего не произвел. Ах да, Дрейфус: он действительно отдал два года жизниПотерянный вечер.
Выхода мне не найти. Самоубийство. Чего еще ждать тому, кто уже мертв? Кладбище Ане, где вьюн раскалывает старую плиту.
Долгие годы я жил в заточении у ее любви. Сегодня я должен стараться хотя бы не думать о ней, не переставая любить. Казалось бы, одной проблемой меньше, но как тяжело.
Ужасное утро. Во второй половине дня выставка Сезанна. В его ранних картинах есть что-то болезное и безумное (особенно бросается в глаза сексуальная одержимость). Подобное безумие необходимо подчинять жесточайшей дисциплине, какая и была присуща Сезанну. Только помешанные могут стать классиками, ибо у них нет выбора. Свое душевное расстройство С. умерил высочайшей требовательностью к себе, обратившись к натюрмортам и пейзажам, в которых он выявлял архитектуру, геометрию. Под конец жизни он вернулся к телам и лицам и снова впал в безумие – то самое, какое прежде ему удалось укротить. Кубизм – предписание врача […неразб.].
Почта.
Почта. Убитый день.
Убитый день. Н.А. (Дерена сбила машина, он наполовину парализован и потерял рассудок. В то время, как он бредил в клинике, его жена и бывшая любовница опечатывали все его картины.)
«Врата ада» [99]
. Японский фильм с небольшим американским акцентом. Но рядом с таким искусством все мы выглядим варварами.Печальная и мудрая природа Иль-де-Франс.
Убитые дни. Обед с Берлем.
Работать все время, кроме утра. Музей Человека. Когда я выходил, мне казалось, что мой рот забит тленом и костяным прахом скелетов и мумий. Перуанская мумия: […неразб.] истории. Кем она была?
Возвращение детей. Катрин не может заснуть, потому что боится умереть (из-за боли в груди). Они еще такие маленькие существа, но их уже терзает такой страх – в конце концов, что может быть ужаснее и возмутительнее?
Мне звонит Н.А.: только что умер Дерен. Наполовину парализованный, сошедший с ума, преследуемый собственной женой, которая опечатала его картины. Н.А. в отчаянии. Ничего не поделаешь. Бедный Дерен, я так любил его суровую силу. Слишком живой для того, чтобы жить.
N. (и ее семья) всегда смешивали любовь со страданием и тревогой. Любить – значит страдать от чего-то или во имя чего-то. Для меня любовь всегда была неотделима от состояния веселой невинности. Стоило мне повстречать N., как я утонул в чувстве вины и потерял способность любить реально.
Меня страшит не смерть, но жизнь в смерти.
Уничтожение не может устрашить того, кто много прожил.
Для создания чувства вины или наказания вовсе не обязательно иметь Бога. Для этого достаточно людей. Строго говоря, Бог нужен, наверное, только для основания невинности.
Как он будет проповедовать справедливость, если он не мог заставить ее управлять даже собственной жизнью?
Чтобы прикончить свою семью ночью, изрубив ее топором, убийца разделся.
М.: «Ты скрытен, добр и (компенсируя все, что есть отталкивающего в доброте) слишком горяч, и порой несправедлив».