Есть охота, а есть нечего, т. к. подводы наши с продуктами еще не подошли. Съел кочерыжку капустную и еще больше в животе засвербило.
Утро. Комвзвода и Серьга Радченко ушли к штабу батальона.
Живем опять троицей. Я, Серьга Радченко и комвзвода мл. л-т Степенко. И неплохо живем. Ванюшка Ильиных (он теперь связным у замкомбата) чем может – помогает. В общем, несмотря на то, что вчера хлеба не было, мы жили весьма даже сытно.
В прошедшую ночь я спал очень тревожно. Что-то нездоровилось и потому ломило все тело, было гриппозное состояние. Снов видел – кучу. Папу видел. Был с ним на какой-то вечеринке.
Бомбардировщик немецкий прямо на наш овраг летит.
Надо будет Папке с Мамкой по письму написать!
Часа 3 дня. Ветер холодный, хоть и солнце светит. Сегодня в 6 вечера уходим отсюда. Предстоит марш на 25 км.
Живот крутит здорово. Вчера заболел было гриппом. Температура 38, слабость, голова болит и аппетит пропал. Выпил перед сном аспирину, ночь переболел и утром встал здоровым.
* * *
«Прав, как дуга».
В ночь на 16-е прошли 25 км вдоль линии фронта. Фронт в 2-х – 4-х км.
Вчера весь день почти спали под гул немецких самолетов, под шипение и завывание снарядов, под вой бомб, похожий на нарастающий рев гудка паровоза.
Сегодняшней ночью приползли в наш овраг танки. Ну и сразу с утра (а сейчас как раз и есть утро) налетело штук 25 всего и Ю-88, и ХЕ-111, и мессеров и давай перемешивать землю. Мы с Серьгой Радченко засели в щель. Одна бомбочка метрах в двадцати от нас ухнула, ладно что успели рот открыть, а то бы заглушило. Сейчас перебрались от танков подальше. Сидим в щелках, ждем, когда сварится конина на завтрак (вчера хлопнуло лошадь и техника интенданта нашего б-на ).
* * *
10 мин. назад комвзвода Степенку бомбой хлопнуло. Плакать хочется. Такой человек был.
Полдень. Солнце, ветер, пыль.
Вчера с наступлением темноты ушли из злополучного оврага (ранило и комбата, и замкомбата) и отодвинулись в тыл на 12-15 км в соседи к ДОП-у. Степенко напоминает каждый шаг без него, без его добродушного юмора, рассказов, от которых все мы хохотали до болей в животе. А самое главное, не хватает его чисто братского, чуть ли даже не отцовского отношения ко мне.
При появлении его как будто солнце для меня всходило и любые трудности становились не страшны. И такой человек погиб! Ему почти начисто оторвало осколком голову, так что узнать было почти невозможно. Осталась на память мне от него плащ-палатка одна.
Бугор, на котором я лежу, как язык между беззубыми деснами, лежит в охвате двух оврагов с изрезанными склонами. По одному, тянущемуся с севера на юг, пролегает дорога, по которой мы проходили с передовой и отходили ночью сюда. По обочинам этой пыльной издолбленной бомбами дороги стоят повозки с мешками, с ящиками, в склоны оврага врыты кузовы автомашин, груженых всякой всячиной. Это – ДОП. Туда пытались попасть сегодня фашистские летчики. Странно, что наши и вражеские самолеты никак не встретятся над нами. Улетят те – прилетят эти и наоборот
Часов 11 утра. Бомбит и бомбит. В общем «дает жизни» и по машинам, и по танкам, и по повозкам. Делать нечего, да и не хочется ничего делать! Спать охота, да в щели неловко, а на бугре нельзя.
Сегодня встретился с папой. Да! С папой! К нему в МСБ попал наш комбат раненый ст. л-т Сафронов. Он-то и сообщил, что я в СПБ, ну папка и разыскал меня. Часа 2 провели вместе. Написали письмо домой. А потом мы снялись со своего места, прошли с десяток километров и вот лежим поблизости от передовой, ждем дальнейших приказаний из штаба дивизии, куда ушел наш новый комвзвода л-т Ложкин.
Часа три дня. Солнце ветер и пыль. В просветах редких облаков время от времени появляются стервятники и начинают перемешивать землю с человеческими телами, машинами и всем, что попадает под свистящий гостинец.
Снаряды наши шелестят над головами, уходя на врага, катюши нет-нет, да и зашипят в тылу у нас, как будто сразу десятки раскаленных кусков железа сунут для закалки в холодную воду! И на стороне врага ответно начинают беспорядочно рваться ее грозные снаряды. «Рама» (Фокке-Вульф) кружит над нашими головами, высматривает добычу. Сейчас пошамали с Серьгой суп-пюре, он спать улегся в щели, а я пишу стоя, положив книжку на береговой срез щели.
* * *
Вчера утром (ночью шел дождь) мы увидели красивое село перед глазами (сов-з Котлубань) и удивились: откуда? И, наконец, догадались, что дождем прибило всегдашнюю пыль, которая повседневно застилала горизонт непроницаемой завесой.
(Сейчас пулька мимо вжи-иу! Пригнула голову мою и ударилась в землю шагах в пяти) (А рядом с тем местом мирно так кузнечик застрекотал. Вот это и есть: Война!)
* * *
Пули не быть в портрете,
Если ее не ждать!
Держись, дружище, на свете
Два раза – не умирать!
* * *
Солнце закатилось. Почти совсем стемнело. Настроение после всего напряженного дня готово разразиться диким буйством. Хочется петь, кричать что-либо несуразное, но все сдерживается одним усилием воли, проглатывается, как ком слюны.
22 сентября