Заплати другому

Долю секунды спустя что-то оплелось вокруг ног Горди. Ноги вырвались из-под него, и он полетел вперед. Падать, показалось, пришлось долго. По пути вниз он вспомнил про копа, давшего ему носовой платок и три доллара. Будь он сейчас здесь и видя все это, помог бы? Или смеялся бы?

Подбородок больно ударился о бетон, и Горди почувствовал, как из него вышибло дух. В голове, где-то позади глаз, полыхнуло невесть каким цветом. Чувствовал, как на нем сидит здоровенный мужик с крепким телом, припечатывая его к земле. Ни вздохнуть, ни выдохнуть.

– Желание имеешь, эй, малец?

Слегка придавило сзади, похоже на имитацию анального секса. Почему секс всегда избирается орудием глумления? Горди чувствовал себя благословенно отрешенным от мыслей, от тела: нежное ощущение, которое всегда являлось, помогая выжить.

Потом громадная тяжесть снялась, и рука, ухватившаяся за волосы на загривке, вздернула его на колени. Он покачался секунду, свободный и ничем не сдерживаемый. Тяжелый башмак, врезавшийся посреди спины, вновь пхнул его вперед. Горди мягко повалился, словно кукла из набитого тряпьем носка, ударился носом о бетон. Почувствовал, как кровь полилась по губе, ощутил металлический привкус в глотке. Такое интимное и знакомое.

Раздался третий голос, глухо звучавший у него в ушах. Далекий, словно из конца длинного туннеля. Уши заложило, в них стоял звон.

– От, дерьмо, он же всего лишь маленький мальчонка. Я иду обратно в бар.

– Может, он не знает, что он не маленькая девочка. – То был голос мужика, припечатавшего его к земле.

– Оставь его, Джек. Айда!

Горди лежал недвижимо на холодном тротуаре, изображая мертвого. Ничто его не трогало. Показалось, он слышал уходящие шаги, но доносились и другие шаги. Люди шагали в обе стороны улицы. Они все время были там, сообразил Горди. Он был слишком отвлечен, чтобы заметить их. Теперь же чувства обрели жизненную остроту, он расслышал шуршание подошв, очертивших широкий круг вокруг него.

Кровь из носу заливала пальцы, когда он с усилием встал на ноги.

Из книги: «Другие лица: кто еще претворил идею в Движение»

Знаете, что после того как это произошло впервые, мне стали угрожать смертью? Вы можете объяснить, в чем здесь моя вина? Хватает, впрочем, людей, говорящих: есть вина, – и поневоле начинаешь задумываться. Вроде, если бы я не вышел на улицу в тот вечер. Если бы вышел на следующий вечер. Малыш к тому времени добрался бы до аэропорта. И вернулся бы в родной город. Думается, все считали, что на его месте должен был оказаться я. Я ж такой чертовски ненужный. Никакой пользы. Извините. Не собирался горечью исходить.

По-моему, во всем есть какой-то посыл: случается то, чему суждено случиться. Так, как должно свершиться. Я не мог бы выйти гулять в другой вечер, а Малыш не мог бы выбраться в ту ночь из города. Видите, что и сколько доброго вышло в конечном итоге.

Не я виноват. Просто людям нравится давать имя тому, что им ненавистно, и обряжать это в личину. Моя личина для ненависти здорово годится. Это я заметил.

Впрочем, теперь стало полегче. Трудно было в первые несколько месяцев. Зато теперь… Теперь все легче.

…

Мать пришла с работы домой – хорошая новость.

Ральф все еще не ложился – плохая.

Горди, прикрывая перепачканным платком нос, попробовал прошмыгнуть. Если б только мать позволила ему прошмыгнуть! Ей, однако, понадобилось увидеть его лицо, так что и Ральф тоже увидел.

– Ой, милый, – воскликнула она, хватая Горди за руку. Тот постарался вырваться, но был все еще слаб, к тому же его трясло. – Ой, Горди. Милый. Что с тобой случилось? – Мать повернула его кругом и попыталась отнять платок от лица. Единственное его прикрытие.

– Ничего, ма. Со мной все хорошо. Я упал, вот и все.

Неожиданно мать пропала: муж оттолкнул ее в сторону. Ральф вплотную придвинулся к лицу Горди, держа того за запястье, чтоб не убежал. Горди вдруг затосковал по знакомой компании трех мужчин из бара. С ними, в сравнении с отчимом, похоже, безопаснее. По крайности, они не у него дома.

– Какой мерзостью у тебя все лицо вымазано, сынок?

Горди почувствовал на себе кулак Ральфа: крепко. Услышал, как закричала мать. Упал Горди легко, уперся в пол ладонями и коленками, стараясь держать книзу голову. «Не надо больше. Не сегодня. Прошу, не надо больше сегодня». Пошевелил языком шатающийся зуб.

– Встань передо мной, сынок. Ты слышишь? – Рев, бушующий, как вырвавшийся на волю лесной пожар. Горди не встал.

Краем глаза он увидел, как мать обхватила Ральфа сзади за шею. Они орали друг на друга, но слов Горди не разбирал. Ральф, отделавшись от матери, вновь повернулся к нему. Только Горди не упустил чуть приоткрывшуюся возможность, а воспользовался ею. Он рванул с четверенек, как спринтер со старта по выстрелу пистолета.

И успел закрыть на замок дверь своей комнаты, прежде чем Ральф поймал его.

Дверь содрогнулась, когда Ральф бухнул в нее. Горди подпер стулом дверную ручку. Руки дрожали, ощущение такое, что дрожь пробирала все тело до самого нутра. Второй удар: дерево затрещало, но дверь устояла.

Потом стало относительно тихо.