К большому удивлению и облегчению Горди, он не утратил способности отстраняться. Ну, еще раз побьют, как много раз до этого. Он на такое словно бы смотрел со стороны, а кожа с костями выздоровеют. Или, может, на этот раз не так. Только, когда это случится, он будет где-то еще, уйдет в себя. Когда тебе уже наплевать на все, ты лишаешь напавших радости чинить тебе боль. Трудно дубасить кого-то по месту жительства, когда дома никого нет.
Горди закрыл глаза, не желая видеть, как махнет бита.
Она врезалась поперек живота, сложив пополам. Чья-то рука, обхватив горло сзади, поставила Горди на ноги, а бита вновь согнула.
Горди собирался терять сознание, а потому уже – без разницы.
До слуха откуда-то издалека донеслись крики. Похожие на крики в доме бабушки, где ему приходилось спать в гостиной. Звуки, проникавшие сквозь пелену полусна и резавшие ухо, отдаленно, отстраненно. Просачиваясь через полосу полубессознательности.
В тот самый миг, когда он погрузился в нее, еще до того, как грязно-серое за его веками обратилось в черное, он расслышал другой звук.
Выкрик.
– Эй!
Его не мог издать никто из мучителей. Выкрик был звóнок вначале: голос ребенка, – потом наполовине сломался. Совсем как голос Горди, как ломаются голоса всех мальчишек, когда приходит срок.
Звук биты, покатившейся по тротуару.
Горди почувствовал, будто он обратился в жидкость, остался без костей. И сам на ногах держаться не мог, и напавшие бросили. Он мягко повалился на то, в чем по ощущениям узнал большое тело Санди. Приятно. Избавил его от жесткого тротуара. Теперь они будут в покое здесь вместе.
Отчего-то запомнилось ощущение дыхания Санди. Наверное, потому, что оно и было тем, что и в самом деле хотелось ощущать.
Глава 30
Рубен
– Попрощайся с Фрэнком, милый.
– Прощайте, Фрэнк.
Они стояли у бровки перед гостиницей «Герб Вашингтона» в свете уличных фонарей. Теплая, приятная весенняя ночь.
– Давай-ка, Тревор, – сказал Фрэнк. – Поможем швейцару уложить в багажник твои вещи.
Привезенный из дому багаж Тревора пополнился тремя новыми тяжелыми коробками: полный комплект энциклопедии, полученный им в подарок от Белого дома. Швейцар, разумеется, справился бы со всем, но Тревор помог сохранить сюрприз, когда подарок нашел место в багажнике лимузина гостиницы, отправлявшегося в аэропорт.
Арлин, взяв Рубена за руку, повела к передней части машины.
– Ты все еще себя неважно чувствуешь? – спросил он. Вид у нее был какой-то, как у в воду опущенной, отрешенный, настроение менялось из-за чего-то, что ему никак не удавалось ни выразить, ни распознать.
– Нет, сейчас все в порядке. Просто мне надо кое о чем поговорить с тобой.
– Надеюсь, ты не заболела всерьез?
– Нет. Просто я беременна, вот и все.
В наступившем молчании Рубен расслышал шум какой-то потасовки, отдаленной, может быть, в соседнем квартале. Небольшая драка. Шум задевал сознание ничуть не больше, чем сказанные ею слова.
– Рубен, прошу, скажи хоть что-нибудь.
– Насколько давно?
– Я понимаю, о чем ты думаешь.
– Понимаешь?
Странным казалось вообразить, что она понимает. Он не понимал, о чем думает, да и думает ли вообще. Он только чувствовал, что все в нем сошлось на ее голосе, голосе Тревора позади них, криках и ударах в соседнем квартале, словно бы невозмутимо решалось, что из них более реально.
– Ты думаешь, случилось ли это в тот раз, когда я приехала к тебе домой посреди ночи? Или было как раз перед тем, как ушел Рики?
– Об этом я забыл. – Ту ночь он не забыл, совсем не забыл, только не мог уяснить, какое отношение она имеет к разговору. У него и мысли не было, что он хоть как-то причастен к беременности. – Так что? Когда же?
– Ну, тут разница всего в неделю или десять дней, так что немного сложно определить.
– Так, и как нам узнать?
– Ну, думается, мы и не узнаем. Послушай, если тебе невмоготу, я пойму. Я хочу сказать, я хотела не этого. Тебе это известно. Теперь, получив обратно кольцо, я бы, так сказать, желала сохранить его. Но я же должна была тебе сказать, правда? Но я пойму… если ты захочешь подождать, пока мы не узнаем. Я имею в виду, потом, ты понимаешь… Тогда мы будем знать.
Только в этой сумятице даже слова о том, невмоготу ли ему это или нет, слышать было, похоже, нестерпимо.
Долей секунды позже Фрэнк тронул его за плечо:
– Разве Тревор не здесь, не с вами?
Арлин, похоже, была больше сбита с толку, нежели встревожена.
– Нет, мы думали, что он там, с вами.
– С минуту назад все так оно и было…
Предчувствуя недоброе, должно быть, больше по наитию, нежели исходя из обстановки, Рубен повернул голову в сторону, откуда долетал шум свалки: сдавленные крики, уханье, ругань, – который он слушал безо всякого внимания, не беря в голову, как фон для повергающего в смятение выяснения отношений.
Он увидел несколько фигур в конце квартала, возле ресторана или бара с навесными козырьками на окнах. Трое парней у стены здания, один на земле. Двое или трое столпились над упавшим человеком. Над головой взлетела бейсбольная бита.
И Тревор – быстро бегущий в их сторону. Успевший отбежать далеко.
Рубен рванул вслед за ним изо всех сил.