А она ему даже еще не ответила. Укутав от холода плечи шерстяной накидкой, она ждала возвращения мужа. В глубине комнаты вокруг стола сидели дети. В ногах у них была жаровня, в которой только с час назад она разожгла немного древесного угля. Все, кроме Марко, которого она послала за хлебом, были заняты приготовлением уроков.
Вот Амитрано переходит улицу. По выражению его лица, и особенно по глазам, она поняла, что с Триджани ничего не вышло. Но она ждала молча, пока муж пройдет в жилую часть помещения. Ей не хотелось еще больше огорчать его.
Прошел февраль, прошел март, а новая жизнь все еще не начиналась. Каждое утро они вставали с крупицей надежды. И каждый вечер укладывались с еще большим отчаянием.
Стояли сильные холода. В обоих помещениях было холодно, главным образом из-за того, что в одном из них не было двери. Дети впервые так сильно мерзли. По вечерам они дрожали до тех пор, пока мать не решалась разжечь жаровню. Они усаживались вокруг нее так тесно, что совсем закрывали ее своими продрогшими телами. Кожа у них на озябших руках, ногах и даже на ушах трескалась и кровоточила, они постоянно простужались, кашляли, и это особенно беспокоило Ассунту и Амитрано. Вечером на спиртовке мать варила лечебный отвар. И когда дети уже лежали в постели, она давала им выпить по чашке этого горячего отвара.
И она, и Амитрано тоже чувствовали себя неважно, но оба крепились, скрывая друг от друга головную боль и ломоту в костях. Чтобы как-то растянуть таявшие с каждым днем деньги, они старались сами есть как можно меньше и даже урезали порции детям, особенно двум старшим. Ассунта не могла готовить в жилом помещении, так как запахи пищи немедленно распространялись по всей мастерской, а оттуда проникали на улицу. Ей приходилось устраиваться во дворе под тентом, натянутым вдоль балкона над комнаткой, в которой спали дети. Продукты плохо проваривались на холоде, да и древесный уголь с трудом разгорался, хотя она раздувала его, помахивая деревянной лопаткой, специально сделанной ей Паоло. Отчаявшись, она решила не слушать доводов мужа и внесла печурку в жилое помещение, установив ее между кроватью и колыбелью. Но через несколько дней убедилась, что муж был прав и, если готовить здесь, будет еще меньше надежды на то, что кто-нибудь заглянет в их мастерскую. К тому же как-то хозяин дома, услышав запах супа, пришел к ним и попросил Амитрано поскорее найти себе жилье, ведь если кто-нибудь из жильцов или даже посторонний сообщит в санитарную инспекцию, оштрафуют не только Амитрано, но и его, хозяина, за то, что он заселил нежилое помещение. Амитрано целыми днями ходил по городу. Он обращался с просьбой о работе к другим мебельщикам, а иногда даже в частные квартиры. Выбрав какую-нибудь улицу, он входил в первые попавшиеся ворота и стучался во все двери подряд. Но и это не помогало, никто не хотел дать ему работу. Попросив извинения за беспокойство и поблагодарив, он оставлял свой адрес и возвращался в мастерскую в еще большем отчаянии.
В те времена и впрямь работы было мало, особенно для таких, как он, ремесленников. У всех находились причины для жалоб и недовольства. А ту незначительную работу, которая иногда перепадала, люди рвали друг у друга из рук. Такого еще никогда не было. Все прямо озверели. О человеческом достоинстве никто и не вспоминал. То, что прежде было высоким искусством, стало простым ремеслом, как все прочие ремесла. Это было всеобщее бедствие, шла ожесточенная борьба за существование. Посылали работников, подмастерьев караулить на угол и, едва клиент выходил от конкурента, на него набрасывались и тащили к своему хозяину.
Наблюдая все это, Амитрано убедился, что в Бари дела шли нисколько не лучше, чем в его родном городишке.
Всего два дня назад случилась печальная история, о которой ему рассказал один мебельщик.
Работник мебельщика Нотарниколы подошел к заказчику, который только что вышел от Димарцио, пообещав на днях дать ему ответ. Но Димарцио увидел, что его клиента переманивают, и отправился в мастерскую Нотарниколы, спрятав в рукаве молоток. Вошел в мастерскую и, не сказав худого слова, принялся избивать Нотарниколу молотком. Клиент и работник с трудом его уняли и, позвав полицейского, отправили куда следует. Нотарникола был сильно избит.
Что же, разве нельзя было договориться между собой по-хорошему? Разве не все мебельщики были в одинаковом положении, спрашивал Амитрано. Договориться? У каждого свои нужды, своя семья, и каждому надо работать. Вот они и переманивают клиентов один у другого, конкурируют между собой. Почему? Ну, об этом ему должно быть хорошо известно, если он решился перебраться из своего городка в Бари.
Твердых расценок больше не существовало. Брали столько, сколько удавалось взять. С одного пять, с другого — десять, с третьего — двенадцать: как придется, лишь бы не упустить работу!
— А оптовые заказы, поставки? — пробовал еще спросить Амитрано.