Запомни и живи

Тяжелы несжатые поля,
Золотого века полнокровье.
Чем бы стала ты, моя земля,
Без опустошающей любови?

Да, любовь, и до такой тоски,

Что в зените леденеет сердце,
Вместо глаз кровавые белки
Смотрят в хаотические сферы.

Закипает глухо желчь земли,

Веси заливает бунта лава,
И горит Нерукотворный Лик,
Падает порфировая слава.

О, я тоже пил твое вино!

Ты глаза потупила, весталка[159],
Проливая в каменную ночь
Первые разрозненные залпы.

1922

«Тело нежное строгает стругом…»

Тело нежное строгает стругом,
И летит отхваченная бровь,
Стружки снега, матерная ругань,
Голубиная густая кровь.

За чужую радость эти кубки.

Разве о своей поведать мог,
На плече, как на голландской трубке,
Выгрызая черное клеймо?

И на Красной площади готовят

Этот теплый корабельный лес —
Дикий шкипер[160] заболел любовью
К душной полноте ее телес.

С топором такою страстью вспыхнет,

Так прекрасен пурпур серебра,
Что выносят замертво стрельчиху,
Повстречавшую глаза Петра.

Сколько раз в годину новой рубки

Обжигала нас его тоска
И тянулась к трепетной голубке
Жадная, горячая рука.

Бьется в ярусах чужое имя.

Красный бархат ложи, и темно.
Голову любимую он кинет
На обледенелое бревно.

1922

«Ты Канадой запахла, Тверская…»

Ты Канадой запахла, Тверская.
Снегом скрипнул суровый ковбой.
Никого, и на скрип отвечает
Только сердца чугунного бой.

Спрятан золота слиток горячий.

Часовых барабанная дробь.
Ах, девчонки под мехом кошачьим
Тяжела загулявшая кровь!

Прожужжали мохнатые звезды,

Рукавицей махнул и утих.
Губы пахнут смолой и морозом.
От любви никому не уйти.

Санки — прямо в метельное небо.

Но нельзя оглянуться назад,
Где всё ближе и ближе средь снега
Кровянеют стальные глаза.

Дух глухого звериного рая

Распахнувшейся шубкой обжег.
А потом пусть у стенки оттает
Голубой предрассветный снежок.

1922

«Какой прибой растет в угрюмом сердце…»

Какой прибой растет в угрюмом сердце,
Какая радость и тоска,
Когда чужую руку хоть на миг удержит
Моя горячая рука!

Огромные, прохладные, сухие —

Железо и церковный воск —
И скрюченные в смертной агонии,
И жалостливые до слез.

Привить свою любовь! И встречный долго

Стоит, потупивши глаза, —
Вбирает сок соленый и тяжелый
Обогащенная лоза.

1922

«Стали сны единой достоверностью…»