Стали сны единой достоверностью.Два и три — таких годов орда.На четвертый (кажется, что Лермонтов) —Это злое имя «Кабарда».Были же веснушчатые истины:Мандарином веяла рука.Каменные базилúки лиственниц,Обитаемые облака.И какой-то мост в огромном городе —Звезды просто в водах, даже в нас.Всё могло бы завершиться легким шорохом —Зацепилась о быки волна.Но осталась горечь губ прикушенных,И любовь до духоты, до слез.Разве знали мы, что ночь с удушьямиТоже брошенный дугою мост? —От весны с черешневыми хлопьями,От любви в плетенке Фьезоле[161] —К этому холодному, чужому шлепаньюПо крутой занозливой земле.1922
«Ночь была. И на Пинегу падал длинный снег…»
Ночь была. И на Пинегу падал длинный снег.И Вестминстерское сердце скрипнуло сердито[162].В синем жире стрелки хóленых «Омег»Подступали к тихому зениту.Прыгало тустепом[163] юркое «люблю».Стал пушинкой Арарата камень.Радугой кривая ввоза и валютВстала над замлевшими материками.Репарации петит и выпот будних дней.И никто визиток сановитых не заденет.И никто не перережет приводных ремнейНормированных совокуплений.Но Любовь — сосед и миф —Первые глухие перебои,Столкновенье диких цифрИ угрюмое цветенье зверобоя.Половина первого. Вокзальные пары.На Пинеге снег. Среди трапеций доллар.Взрыв.Душу настежь. Золото и холод.Только ты, мечта, не суесловь —Это ведь всегда бывает больно.И крылатым зимородком древняя любовьБьется в чадной лапе Равашоля[164].Это не гудит пикардская земля[165]Гудом императорского марша.И не плещет нота голубятника Кремля —Чудака, обмотанного шарфом.Это только тишина и жар,Хроника участков, крохотная ранка.Но, ее узнав, по винограднику, чумея и визжа,Оглушенный царь метался за смуглянкой[166].Это только холодеющий зрачокИ такое замедление земного чина,Что становится музейным милое плечо,Пережившее свою Мессину[167].1922
«Что седина? Я знаю полдень смерти…»
Что седина? Я знаю полдень смерти —Звонарь блаженный звоном изойдет,Не раскачнув земли глухого сердца,И виночерпий чаши не дольет.Молю, — о Ненависть, пребудь на страже!Среди камней и рубенсовских тел,Пошли и мне неслыханную тяжесть,Чтоб я второй земли не захотел.1922