«Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Но теперь Мгеладзе работал заведующим молодежным отделом ЦК ВЛКСМ у Михайлова. И в таком качестве был принят не на «Ближней даче» в Волынском, а в кремлевском кабинете официально.

Сталин был сдержан и хмур. Поздоровались. Ни коньяку, ни вина, ни чаю.

Вождь покопался в бумагах на столе, достал письмо, прикрепленное к конверту скрепкой, потряс перед посетителем и по-русски спросил:

— Акакий, кого ты собрался защищать?

— Товарищ Сталин, — начал было Мгеладзе, — я знаю Косарева давно, это чистый человек, хороший друг, настоящий партиец…

— Минутку! — перебил Сталин, помрачнев еще больше. — Ты не в курсе! Но вопрос о Косареве мы дважды обсуждали на политбюро! Материалы следствия проверяли Жданов и Андреев. Они подтвердили, что заявление Мишаковой и других соответствует действительности!

На этом аудиенция была закончена.

В тот же вечер в двери Мгеладзе позвонили. Гостям открыла побледневшая жена. Явились чины из НКВД.

— В чем дело? — спросил их Мгеладзе. — Пришли арестовать меня? Тогда я звоню Сталину!

— Не надо звонить товарищу Сталину, — спокойно возразили чины, — вам это не поможет. У нас приказ от наркома безопасности товарища Берии. С этого дня вам надлежит находиться под домашним арестом.

Запертый в квартире под охраной НКВД, Акакий Мгеладзе возможно чувствовал то же самое, что и Косарев двумя неделями раньше.

Он сидел, окончательно измученный и сломленный ожиданием самого худшего, в квартире с отключенным телефоном, пока телефон вдруг не включился и резко не зазвонил.

Это был первый звонок за месяц.

Мгеладзе схватил трубку и сразу же узнал глуховатый голос Сталина.

— Здравствуй, Акакий, — довольно тепло и приветливо сказал генсек, — тебе еще не надоело в этой Москве? — И не дожидаясь ответа, продолжил: — Хотим тебя домой отправить, в Грузию. Скучаешь по дому? Хватит с тебя этого комсомола. Назначаем тебя управляющим трестом «Грузнефть». Собирайся, машину уже выслали. До свиданья.

Акакия Ивановича не посадили: очевидно, Сталин велел Берии — не трогать. И он дожил до наших дней и умер в том же году, что и Мишакова — в 1980-м.

А пока это всё происходило, на Лубянке выбивали показания из Косарева.

Вот что сохранилось в Архиве ФСБ России:

«ШВАРЦМАН. Речь идет не только о расстановке вражеских кадров, но и о прямой предательской работе, которую вы, Косарев, возглавляли в комсомоле. Отвечайте по существу этого вопроса!

КОСАРЕВ. Особенно тяжелым для меня были факты грубого нарушения демократии внутри комсомола, зажимы самокритики, слабости в выдвижении новых молодых кадров, вскрытые на последнем пленуме ЦК ВЛКСМ. Он состоялся за несколько дней до моего ареста. И одновременно наше политическое ротозейство в этом деле, факты вражеской работы в комсомоле.

ВОПРОС. Скажите, что произошло с одним из лучших работников комсомола — Мишаковой?

ОТВЕТ. Мишакова, посланная нами в 1938 году в Чувашию, провела там большую очистительную работу. Однако вместо того, чтобы ее поддержать, Бюро ЦК ВЛКСМ приняло неправильное, политически вредное решение по делу Мишаковой.

ВОПРОС. Вы пытались затравить Мишакову, не так ли?

ОТВЕТ. Получилось так. Вершков, который являлся докладчиком на бюро по делу Терентьева и Сымокина, разоблаченных Мишаковой, превратил обсуждение этого вопроса в избиение самой Мишаковой. Вместо поддержки и защиты честного и преданного работника, сам обрушился против Мишаковой, предложил освободить ее от должности инструктора.

ВОПРОС. Когда вы примкнули к контрреволюционной организации, какую вражескую работу вы вели в комсомоле?

ОТВЕТ. В ходе допроса выяснены тяжелые для меня факты, я отдаю в этом себе отчет, однако я повторяю, что врагом партии не был и ни к какой антисоветской организации не примыкал.

ВОПРОС. Подтверждаете ли показания Вершкова о вашей контрреволюционной деятельности с ним и о террористической деятельности?

ОТВЕТ. Спросите у него, категорически это отрицаю и считаю клеветой.

ВОПРОС. Но мы вас спрашиваем.

ОТВЕТ. Какой смысл я не понимаю, я говорю, никакой! Я говорю, никакого разговора о моей вражеской деятельности быть не может. Как и вообще о совместной контрреволюционной работе или о терроре. С Вершковым или с кем-нибудь другим у меня такой работы никогда в жизни не было. И когда вы ставите этот вопрос, я просто не понимаю, какой смысл Вершкову это говорить, я просто не понимаю».

Что же до блондинки, то получив карт-бланш от самого вождя, она стала одной из самых ярких разоблачительниц, вплоть до «дела врачей» и провокаторши Лидии Тимашук, которая сумела ее затмить.

Над Мишаковой не смеялись, ее боялись. Появление Ольги Петровны, где бы то ни было, не сулило людям ничего хорошего.