«Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Романа Владимирова взяли в его кабинете Петрозаводского горкома партии. Он бывший секретарь Ленинградского обкомам комсомола.

Все они не дали никаких показаний, были, естественно, репрессированы, а в 50-е годы реабилитированы.

Ребята послабее духом подписали придуманную следователем «рыбу», ожидая открытого суда, чтобы там уж рассказать истинную правду. Но это понимали и следователи, понимал и шеф Берия.

Однако, как на таких людей можно было полагаться, а тем более, опираться на них на таком громком процессе? Сегодня бы просто «зарядили» взятками, но при Сталине, да еще на уровне политических процессов это было слишком рискованно.

Перед нами, вообще-то, странный феномен: абсолютно изолированные друг от друга молодые люди, комсомольские работники разных рангов, которые изредка сталкивались лишь на очных ставках, не сговариваясь, повели себя одинаково.

Наверное, дело здесь не в их любви к Косареву или к Пикиной.

Они защищали человеческое достоинство.

Конечно, были и другие: кто и подписал, и назвал имена. Не стоит ли их осуждать? Силы человека, его воля не беспредельны. Помянем и их, зажжем и по ним свечи: они ни в чем не повинные люди, они такие же жертвы сталинского произвола.

Когда Берия понял, что докладывать вождю особенно нечего, потому что открытый суд невозможен, ибо в этом случае их со Сталиным ждет фиаско, он решил перемолоть жертвы поодиночке. Берия приказал своей команде не тянуть, быстрее закрывать дела и направлять их в другие судилища. Одни — в Военную коллегию, другие — через Особое Совещание, «двойки», «тройки». Причем на эти мероприятия обвиняемых даже не вызывали — им «выписывали» приговоры почти по той же схеме, по которой Сталин с Ежовым рассматривал и чиркал красным карандашом расстрельные списки 1936–1937 годов.

Оставалось только проставить нужные статьи Уголовного кодекса, по которым полагались определенные сроки лишения свободы.

Парадоксально, но вся эта банда следаков и костодробителей, которые уже видывали в своих кабинетах и молодую партийную элиту, и старых большевиков, друзей Ленина, и видных полководцев, — эта банда вынуждена была отступить перед комсомольским активом Александра Косарева! Лубянка сдалась перед силой духа оклеветанных и беззащитных людей, которые хотели хоть письмами, хоть записками, хоть ржавым гвоздем по стене донести правду до молчащего и запуганного общества…

Еще нескоро, 11 июля 1953 года, в «Красной Звезде» появится передовая статья «Несокрушимое единение партии, правительства, советского народа»: «Разоблаченный ныне враг народа Берия различными карьеристскими махинациями втерся в доверие, пробрался к руководству».

В том же очерке из перестроечного «Огонька» автор приводит слова важного свидетеля по делу Берии — конструктора и исполнителя «молодежного процесса» 1938 года.

Это заслуженный юрист РСФСР, государственный советник юстиции 2-го класса Геннадий Афанасьевич Терехов, которому довелось вести следствие по делу Берии.

— Официальная его биография 1917–1920 годов, — рассказывал Терехов, — конечно, переврана в прижизненной печати. Берия являлся одним из агентов контрреволюционной буржуазно-националистической организации «Мусават» в Азербайджане, что он тщательно скрывал, а после ее разгрома в апреле 1920 года перекинулся к большевикам. Знал ли об этом Сталин? Во всяком случае, Берии, выдающемуся авантюристу, поначалу казалось, что удалось замести следы. Беспокоило одно, архивы разведки «Мусавата», которые остались где-то в бакинских подвалах.

Поэтому, продолжает Терехов, когда Берия стал наркомом НКВД и получил практически неограниченную власть, он приказал своему заму, Меркулову, доставить в Москву эти архивы. Что и было сделано.

Правда, Берия их почему-то не уничтожил, а до самого ареста держал в сейфе своего кабинета.

Валентина Федоровна уже работала после освобождения в Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС, когда ее неожиданно вызвали на очную ставку со следователем, который допрашивал ее и Косарева в рамках «комсомольского дела».

Эту очную ставку Пикиной тоже удалось восстановить по памяти.

Вот в каком виде она ее сохранила.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (указывая на Пикину). Знаете ли вы эту женщину и когда с ней познакомились?

ШВАРЦМАН. 27 ноября 1938 года меня, Родоса и Аршадскую вызвал к себе Берия, дал указание, что 28 ноября должны быть арестованы бывшие секретари ЦК ВЛКСМ. Распределил, кто за кем должен ехать. Начиная с 29 ноября я был следователем по делу Пикиной и тогда с ней познакомился.

ВОПРОС. Применяли ли вы к Пикиной недозволенные методы следствия?

ОТВЕТ. Да, применял. Всё, что было, всё правильно. И я прошу прощения у гражданки Пикиной.

ВОПРОС. Почему вы через месяц перевели Пикину в лефортовскую тюрьму?

(Туда же, если читатель помнит, перевели и Александра Косарева. — А.К.)

ОТВЕТ. Всё это делалось по указанию Берии. И еще потому, что во Внутренней тюрьме НКВД, несмотря на длительные стойки, Пикина никаких показаний не давала.

ВОПРОС. Какие же показания и на кого она дала вам в Лефортове?

ОТВЕТ. Никаких показаний Пикина там тоже не дала.