«Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

«Следственный аппарат во всех отделах НКВД разделен на «следователей-колоциков», «колоциков» и «рядовых» следователей, — писал Михаил Петрович в заявлении на имя Берии. — «Следователи-колоцики» были подобраны в основном из заговорщиков или скомпрометированных лиц, бесконтрольно применяли избиение арестованных, в кратчайший срок добивались «показаний» и умели грамотно, красочно составлять протоколы. Группа «колоциков» состояла из технических работников. Люди эти не знали материалов на подследственного. Их просто посылали в Лефортово, вызывали арестованного, и они приступали к его избиению. Избиение продолжалось до момента, пока подследственный не давал согласие на дачу показания».

Всю эту методу Косарев и другие секретари ЦК ВЛКСМ испытали в Лефортово на себе.

Когда Косарева, полуживого, избитого «колоциками», волокли в камеру и оставляли там до утра, часто без ужина, у него, мне кажется, было время задуматься об истоках этого насилия.

Саша еще был обычным безусым комсомольцем, красноармейцем, когда в сентябре 1918 года слушал вдохновенную речь председателя Петроградского Совета Григория Евсеевича Зиновьева (Радомыльского).

Зиновьев выкрикивал с трибуны:

— Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию! С остальными нельзя говорить — их надо уничтожать!

И Косарев одобрительно хлопал вместе с другими ребятами в буденовках и шинелях до пят, выкрикивая: «Правильно!»

Куда было деваться?

Но когда Зиновьев сам попал в число тех, кого «надо уничтожать», он, очевидно, энтузиазма уже не испытал. Зиновьева приговорили к смерти в 1936 году, о чем Косарев узнал из газет, сидя в кабинете генсека ЦК ВЛКСМ.

Через два дня Зиновьев написал заявление в Президиум ЦИК СССР о помиловании: «Прошу мне верить, что я врагом больше не являюсь…»

Когда Зиновьева, призывавшего еще при Ленине к децимации русского народа, повели на расстрел вместе с Каменевым 25 августа, по пути в подвал соратник Ленина до такой степени жалобно молил о пощаде, так целовал сапоги своим палачам, плакал, мочился в штаны, что Каменев сказал ему:

— Перестаньте, Григорий! Умрем достойно!

Сцену расстрела в молчании наблюдали три грядущих жертвы Сталина — тоже будущие покойники: Ягода, его заместитель Ежов и начальник охраны Сталина Паукер.

Старые большевики умерли, как могли.

1 сентября 1936 года другой соратник Ленина, Николай Иванович Бухарин, — целую неделю, будучи еще на воле, колебался, писать или не писать, — и все же зачем-то накатал и послал письмо Климу Ворошилову: «Каменев — циник-убийца, омерзительнейший из людей, падаль человеческая. Что расстреляли собак, страшно рад!» Но садист Ворошилов знал цену обстоятельствам и словам. И показал цидулю Бухарина Сталину.

Если Александр Косарев никогда не был поклонником Каменева с Зиновьевым, — и даже, напротив, в конце двадцатых был послан партией в Ленинград на борьбу с правыми! — то Бухарина он уважал, они дружили. И Николай Иванович сделал для Косарева немало хорошего. При этом и Косарев уважал умного «левака и реформатора», «любимца партии» Бухарина, хотя тот еще в 1917-м вещал с трибуны, как унтер Пришибеев:

— Многопартийность?.. У нас могут быть только две партии: одна — у власти, другая — в тюрьме!

И предлагал весьма интересный способ «выработки коммунистического человека»:

— Пролетарское принуждение, — учил он комсомольцев и революционную молодежь, — во всех своих формах, начиная от расстрелов, является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи!

Я бы тут добавила: если «начиная от расстрелов», то чем же заканчивая? Тоже расстрелами?

Ну, так его к расстрелу и приговорили.

И снова-таки 13 марта 1938 года Косарев получил через фельдъегеря секретный документ «для ознакомления и уничтожения» — прошение Бухарина в Президиум Верховного Совета СССР о помиловании.

Однако складывалось впечатление, что Бухарин хлопотал не о жизни, а о смерти.

«За мои преступления, — читал Косарев и не верил своим глазам, — меня нужно было расстрелять десять раз… Я рад, что власть пролетариата разгромила всё то преступное, что видело во мне своего лидера и лидером чего я действительно был… Прошу Президиум Верховного Совета о милости и пощаде».

А также предпринял попытку пророчества: «Я твердо уверен: пройдут годы, будут перейдены великие исторические рубежи под водительством Сталина, и вы не будете сетовать на акт милосердия и пощады, о котором я вас прошу…»

Спустя много лет, уже в 1987-м, когда я училась в ВКШ и по утрам стояла в очереди за «Огоньком», появилось еще одно «завещание» Бухарина, которое выжившая его супруга Ларина запомнила наизусть и озвучила перед потомками.

Под амбициозным заголовком «Будущему поколению советских руководителей» Бухарин велел нам передать через годы забвения: «Знайте, товарищи, что на том знамени, которое вы понесете победоносным шествием к коммунизму, есть и моя капля крови!»

Знаем-знаем, никто не спорит!

И что же происходило в душе избитого 35-летне-го красивого мужика по имени Саша Косарев, когда он вспоминал всю эту партийную муть?