2 декабря, как только появилась весть об убийстве Кирова в Смольном, Косарева немедленно вызвали в Кремль и объявили, что он вместе с Николаем Ежовым и другими членами комиссии по расследованию едет в Ленинград. Комиссию возглавляет Сталин.
Феликс Чуев пишет в своей книге, что в разные годы много раз задавал Молотову один и тот же вопрос: как вы узнали о смерти Кирова? Но старик оказался крепким и до смерти в своем уме, безо всякой деменции или там Альцгеймера. Сталинской закалки был человек. Поэтому он всякий раз отвечал одинаково: «Я был в кабинете у Сталина, когда позвонил Медведь, начальник Ленинградского ОГПУ, и сказал, что сегодня в Смольном убит товарищ Сергей. Сталин сказал в трубку: „Шляпы!“»
Билеты на поезд были уже готовы, командировочные удостоверения выписаны, полномочия распределены.
Убийство, которое привело Сталина в бешенство, произошло 1 декабря, а уже второго вечером мой дед садился в экспресс «Красная стрела» вместе с молчаливыми военными и суровыми мужиками в кожаных куртках из НКВД, следователями прокуратуры.
В Ленинград разбираться со «шляпами» выехал и Сталин в своем бронированном поезде.
Косарев давно и хорошо знал Кирова, поскольку был в Питере в командировках и работал в одном из райкомов. И знал, что Кирову долго пришлось противостоять «новой оппозиции» Каменева и Зиновьева.
Но это в двадцатых.
Год назад, в 1933-м, получив орден Ленина, он ездил смотреть только что построенный Беломорканал вместе с Ягодой и другими высокими чинами НКВД.
28 ноября 1934 года он провожал на «Красную стрелу» Кирова.
После тяжелого партийного пленума Мироныч, по его словам, был в подавленном состоянии. Хотелось водки, и он сказал: Саша, где хочешь, достань водки, — забыв, что у личной охраны всегда имелась бутылочка-другая и закуска! Косарев не в вагон-ресторан, а прямо к охране и пошел. У охраны имелась ленинградская водка, и они с Кировым выпили прямо в вагоне.
Косарев не знал, что видится с ним последний раз.
Через три дня произойдет убийство.
И вот теперь он сам ехал в отделанном полированным деревом купе, на сиденье малинового бархата при свете апельсинового абажура: напуганные, но вежливые и молчаливые проводники в военной форме, все мужики.
Еду, напитки, закуску — всё принесут в купе, только намекни.
Косарев угрюмо смотрел в окно до Бологого, а там попросил коньячку сто грамм, выкурил в тамбуре папиросу, вернулся в купе и быстро уснул.
В Смольном царила скорбная суматоха, и Косареву никак не удавалось допросить подозреваемого Николаева. Наконец, поехали в тюрьму, и Косарев вошел в камеру. Там было сумрачно, но Косарев разглядел в углу избитого человека, который сказал:
— Вы Косарев? Застрелите меня.
— Если вы виновны, я бы с удовольствием выпустил в вас всю обойму за Мироныча, — молвил Косарев. — Но я бы хотел с вами поговорить…
Как и о чем произошел этот разговор, никому до сих пор не известно. Не осталось ни одного документа. Но известно другое. На перекуре Косарев сказал Ежову:
— Николай Иванович, это не он.
Ежов усмехнулся со своим волчьим оскалом и ответил:
— Не он, говоришь? И ты подонку поверил? Ты врагу поверил?! — Ежов похлопал Косарева по плечу, хотя Косарев терпеть не мог амикошонства. Особенно со стороны НКВД. — Скоро он не только во всем признается! Он еще будет ползать перед нами на коленях, чтобы ему поверили и перестали допрашивать!
— То есть вы не принимаете в расчет мое мнение?
Ежов снова усмехнулся.
— Эх ты, мальчик…
Время покажет, что Косарев, действительно, ошибался: Кирова убил именно Николаев. Другое дело, что мотив этого убийства в разные времена трактовали — и, как ни странно, продолжают трактовать! — по-разному.
Генеральный секретарь ЦК комсомола и другие люди из руководства партии получили четкие инструкции от Сталина в рамках секретного поручения ЦК ВКП(б). Невзирая на неприязнь между Кировым и Николаевым, доказать, что это было не на личной почве, а заказное убийство, задумали и организовали которое оппозиционеры из правотроцкистского блока Каменева и Зиновьева!
Такая же задача была поставлена и перед Ежовым, в то время заместителем Ягоды.
Но Ежов выполнял поручение как чекист, а Косарев — как комсомольский работник и честный человек, который хотел докопаться до правды. Не зная, что истинная правда лежит на дне зловонной ямы и будет еще смердеть годами. Поэтому он и заподозрил Ежова именно в том, что он прикрывает Каменева и Зиновьева, занимаясь «группой террористов» Николаева. То есть по сути манкирует поручением ЦК ВКП(б).
Вот почему в письме из Лефортово, из заключения, спустя пять лет после убийства он пишет Берии (сиречь, и Сталину!):
«Несмотря на мои настойчивые требования, Ежов продолжал проводить линию на соглашение с Аграновым и Мироновым, а те делали все, чтобы смазать предательскую роль не только ленинградского, но и московского руководства НКВД в деле борьбы с зиновьевцами и троцкистами.