«Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Марта даже позвала Лену в танцевальный кружок, который вела, и Лена стала солисткой. Почитав ее донесения, власти также раскусили Марту и вскоре заменили ее другой ссыльной. Та следила и стучала. Но ее имя ни моя бабушка, ни мать никогда не произносили вслух. Почему? Неизвестно.

— Дудинка, — рассказывала мне мама, — напомнила Кольчугино. Тоже такой деревянный городок. Только в Кольчугино избы, а тут балки. То и дело было слышно: «Ты в каком балке живешь?.. В тридцать пятом!» Это такие вагончики, которые можно перевозить на санях или на колесах.

Но, главное, здесь мы с мамой стали друзьями.

Когда я приезжала к ней в Рустави после первого ее освобождения, она мне ничего не рассказывала о ссылке. Наверное, боялась за мои нервы. Теперь говорила всё. И я знаю всё. И понимаю, почему она до поры молчала, — это тяжело…

Бабушка работала старшим инженером-экономистом отдела водного транспорта Норильского комбината МВД СССР. А мама — у нее в отделе. И должность ее называлась громко: оператор по флоту. Она хотела учиться — ее нигде не принимали. Директор Всесоюзного заочного политехнического института, ВЗПИ, ей отказывал, хотя в Норильске имелся консультационный пункт.

Мама ходила к прокурору, который ее успокоил, сказав, что она не лишена даже избирательных прав, не говоря уже о праве на образование.

В конце концов, директор консультационного пункта Нина Александровна Васина сказала ей:

— Лена, не трать время, не жди. Мало ли, когда Москва разрешит? Приходи на лекции, сдавай экзамены. Может быть, потом тебе это зачтут.

Так оно и случилось.

Забегая вперед, скажу, что, когда Косарева реабилитировали, один высокий чиновник спросил маму, чем можно ей помочь. И она попросила зачесть ее норильские экзамены и перевести в Московский институт тонкой химической технологии.

Ну а пока Елена Александровна переехала в Норильск.

— Приехав из Дуды (из Дудинки. — А.К.), я поселилась у дяди, Павла Нанейшвили, на улице Севастопольской, — вспоминала она. — У него была своя комната, целых одиннадцать квадратных метров. И потом он еще не был женат. Позже дядя Павел женился на родной сестре жены Аркадия Гайдара, а я вышла замуж за прекрасного человека, который оказался в Норильске после бегства из немецкого плена.

Скоро и бабушку переведут в Норильск, где она будет работать на Норильском комбинате, на Большой обогатительной фабрике, там же работал и мой отец, по случайному совпадению.

И вот как-то мама Лена сидит дома, стук в двери, открывает, на пороге человек в военной форме.

— А где Мария Викторовна Нанейшвили-Косарева?

— Она на работе!

— Хорошо. Придет, передайте ей, что у нее несчастье…

Со страху и от волнения, всегда в ожидании дурных вестей, мама неправильно расслышала слово. Военный сказал: «счастье».

— Ей пришла телеграмма из Москвы, — продолжал военный чин, — она реабилитирована!

Было 9 мая 1954 года, к тому же День Победы, светило яркое полярное солнце.

Не утерпев, мама побежала встречать бабушку на автобусную остановку.

— Мама, мамочка, ты реабилитирована!

— Что?!

Другие поселенцы тоже не сразу поверили. «Это правда? — переспрашивали они. — Скажите, что это правда!»

На следующий день моя бабушка, Мария Викторовна Нанейшвили-Косарева, вылетела в Красноярск, а оттуда в Москву.

Она прощалась с дочерью и ее мужем без особой тревоги, уже понимая, зная, что их тоже освободят, и теперь это только дело времени.

Глава двадцать первая Отец

Я в первых главах описывала, какой удар был нанесен по нашей семье в 1938 году.

Александр Косарев, бывший любимец Сталина, культовый герой для молодежи 30-х годов, человек с безусловной харизмой лидера…

Его жена Мария Нанейшвили, дочь старых большевиков, соратников Ленина, создателей Советского Союза, женщина с безусловной репутацией честного человека в московских кругах, преданного партии человека.

Оба были арестованы лично Берией.

Их дочь обрекли на жалкое существование и до войны, и во время войны, но стоило ей поступить в Тимирязевскую сельхозакадемию — она разделила судьбу своей матери. Пришел ее черед.

И обе даже не были вполне уверены, что их муж и отец мертв. А вдруг его скрывают где-то в Дальлаге?

Итак, во время второй ссылки, начиная с 1948 года, бабушка работала старшим инженером-экономистом отдела водного транспорта Норильского комбината МВД СССР. А мама в ее отделе оператором по флоту.

Как мама познакомилась с моим отцом, она подробно не рассказывала. Говорила, познакомились на танцах с твоим папой, который тоже работал на Комбинате, а Норильск — это город-комбинат, и знаменитый его директор Завенягин был одновременно как бы и градоначальником, и министром, и царем.

Помимо политических ссыльных, в Норильске было полно вольнонаемных. Это те люди, срок заключения которых закончился, но ехать им было некуда. У одних погибла вся родня, у других отняли квартиру при конфискации. А если даже квартира каким-то чудом сохранилась, то ее во время войны давно заняли чужие семьи. Выселить их оттуда было трудно даже через суд, если предположить, что сталинский суд вообще принял бы такое исковое заявление!