Запомните нас живыми

Прибалтийскую хронику можно разделить на два условных периода: до «кровавого января» и после. Приведем факт, на наш взгляд, ключевой. В конце марта Москве доложены цифры, сколько бы в этих республиках проголосовало за Союз, если бы республиканские власти пошли на референдум: «Против отделения от Москвы высказались бы: в Литве – 21,7 процента, в Латвии – 35,8, в Эстонии – 23,8». Уже после ГКЧП ответственные за мониторинг в Латвии и Литве признали, что эти показатели были занижены процентов на 15, а то и 20 – ради сгущения красок: принимайте, мол, экстренные меры, иначе Прибалтику не удержать. При любом прочтении эти цифры характеризуют расклад сил на пике агрессивно-митингового негатива к Москве после «кровавого января» в Вильнюсе и Риге. Впрочем, как сказано в источнике, «без учета мнений в коллективах с устойчивым советским настроем». А ведь на рубеже 1990 – 1991 годов «по подтвержденным данным, число активных сторонников независимости в Риге не превышает 12 – 15 процентов горожан, в Вильнюсе – до 20 процентов. Число им пассивно сочувствующих – сопоставимое. За пределами столиц националистические настроения публично не проявляются».

Вопросы возникли, конечно же, после. Например, такие: как учло государство «декабрьскую» волю большинства и не слишком ли оно осторожничало с созданием антисепаратистского заслона?

Всполохи над болотом

Наиболее адекватный перевод литовского слова «саюдис» – всполох. Так называлась главная антисоветская сила в Литве. Что же ей, а заодно латвийскому Народному фронту противопоставила Москва? – Внутренне противоречивые, а порой и абсурдные резолюции типа: «исполнить при наличии условий», «работу проводить неуклонно, но при гарантированном результате», «для преодоления нездоровых настроений шире опираться на “Движение за перестройку – Саюдис”». А после январских кровопролитий – «сделать центром идеологической работы приближающийся День Советской армии». Несмотря на «августейшую» подпись под телеграммой, просоветский лидер Литвы Бурокявичюс открыто назвал ее автора «чудаком» – заменив первую букву на инициал подписавшего. Над душевным смятением, поиском меньшего из зол, жизненным опытом тех, кто еще мог что-то изменить, витало не прописанное, но проступавшее сквозь бумагу: «пусть идет, как идет, но если что – спуску не будет».

Двуликая и вязкая политическая элита, прежде всего Риги, да и Вильнюса, во многом состояла из функционеров, ждавших, когда с разрушительным местным двоевластием справится Москва, а не они сами. Поэтому верный ленинец из латвийского ЦК, инструктируя пополнение рядов КПСС, объяснял, что перестройка – это «путь к распаду империи, ибо не может же Москва устанавливать цены на рижские торты». Такая вот диалектика! Попутно заметим, что в Латвии, в отличие от Литвы и Эстонии, партбилеты выдавались еще и в июне 1991 года. Как ритуальное свидетельство зрелости гражданина теперь уже «свободной страны». Потому и лидеры «полунезависимой» в условиях 1991 года Латвии не в самом узком кругу намекали не только на «продолжение дела красных латышских стрелков», но и на приверженность «чекистской платформе». Как говорится, на всякий пожарный…

Подтверждать ли все это именами? Остановимся на формуле: никому задним числом не мстить, но и кошку называть кошкой. В оценке же деятельных защитников Союза тем более проявим деликатность. Тем более что эпически еще не раскрыта жизненная драма многих обладателей фамилий на – ис и – чюс, кто до сих пор не может навестить даже могилу матери.

А тогда? Едва ли не единственным «непримиримым» борцом за независимость выступал литовец Ландсбергис с верхушкой «Саюдиса». В Латвии таких, как он, скорее всего, не было вообще. Сквозная для советской стороны проблема состояла в дефиците не номенклатурных лидеров. Возможно, на эту роль подходили – в Литве непререкаемо харизматичный глава Шальчининкайского района Высоцкий, в Латвии, в частности, – актриса Артмане. С первым откровенно тянули из-за его польских корней, но главное – из-за его открытого выпада против Горбачева. А вторую – националисты «вовремя» подставили какой-то историей с сыном-художником. В пику ей они же назначили министром культуры не менее известного Паулса.