Запомните нас живыми

Осознавал ли он историческую ответственность или был беспринципным властолюбцем? – «У меня всегда температура плюс 38», – признался Милошевич, разгоряченный дейтонскими впечатлениями 1995 года. Только что подписан документ об окончательном распаде его родины – Югославии. Югославии Великой Победы (там она называлась, как и у нас), Югославии социалистической (это завещание Тито – самого известного и до сих пор непререкаемого югослава). Милошевич стал одним из гарантов независимости Боснии – республики, по национальному составу копировавшей всю Югославию: православные – католики – мусульмане. Не ужившихся в едином государстве попытались примирить в одной его части. Одновременно гарант получил клеймо главного преступника. «Тито был самым дорогим преступником Третьего рейха. За его голову обещали 10 миллионов марок. Кстати, – это цитата, – лучше, чем в русском фильме «Освобождение», Тито нигде не показан». На его столе долго стояла фотография – Тито вручает партбилет юному Милошевичу. Потом этот снимок он поменяет на короля Александра, основавшего в 1929 году Югославию. Энергичный, беспокойный – классический холерик, – он пытался заменить всех и для всех быть своим: «Это Тито мог планировать свой протокол на год вперед. У меня каждый день «свадьба». Полпятого сел за руль и приехал во владу (правительство). Вызвал Владимира (Владимир Грунич – один из его спичрайтеров) и сел писать обращение к краинцам (сербам в Хорватии)». «Я обращаюсь к вам как…» Этот список ему предъявят как свидетельство его лицемерия: югослав, серб, отец, провинциал из Пожароваца, коммунист, атеист, юрист, майор запаса…

Мог ли он спасти Югославию? «Если во главе Югославии станет серб, государство развалится. Сербы слишком упрямы, чтобы управлять страной», – предупреждал хорват Тито. Так и случилось. Черногорец по происхождению, серб по ментальности, Милошевич пытался спасти страну, опираясь на армию. Не вышло. Югославия, как Карфаген, должна была рухнуть. Главный военный советник хорватов – фактически командующий их войсками – вчерашний председатель комитета начальников штабов США генерал Карл Вуоно воевать умел. За пять лет войны всех против всех известен лишь один случай, когда на местном сходе сербы и хорваты постановили: никому не подчиняемся, ни за кого не воюем. Это произошло в августе 1991-го в краинской Костайнице. Не затем ли туда спешили российские журналисты Ногин и Куренной, чтобы рассказать о тамошнем феномене? Не рассказали. Погибли в той самой Костайнице. Такой феномен никому не был нужен.

Был ли он преступником? С первых выстрелов в Краине в 91-м до косовского позора 99-го он, конечно же, отдавал приказы. Вряд ли в них записано: этих повесить, тех расстрелять. Не все, кто брался за оружие, стали преступниками. Но война – всегда варварство. Гражданская – вдвойне. В первый день моего приезда в боснийскую Тузлу старик-мусульманин, поливавший из шланга газон, остановил взгляд на моем шевроне с российским флагом. Потом презрительно сплюнул, смачно выругавшись. Еще через неделю-другую мы разговорились. До 92-го он жил в сербской части Боснии – в Биелине. Преподавал русский язык. В класс зашли несколько ополченцев во главе с местным паханом по кличке Аркан. На их нарукавных повязках красовались такие же по набору цветов, только по-сербски перевернутые, триколоры. Предложили прочесть «Отче наш». Кто отказался – значит, мусульмане. Расстреляли полкласса, назидательно написав на доске: «Мы держимо речь», то есть «хозяева здесь – мы». В Биелине я встретил другого деда – серба. Эту школьную историю он тоже знал. Более того, после рюмки 60-градусной ракии признался: аркановцы пошли в школу из его двора. Во дворе в большом котле такие же ополченцы, только с зелеными повязками на лбу сварили его трехлетнюю дщирку. Дочку. Бросив в котел несколько луковиц. Для приправы. И дщирка, и полкласса вошли в мартиролог из 270 тысяч говоривших на одном языке. «Деду» оказалось 30 лет. А русскому языку его учил мой тузлинский собеседник. Нужно ли было Милошевичу отдавать преступные приказы?