Запомните нас живыми

Вечером 14 ноября 2010 года Владимир Никитич поздравил меня с чемпионством «Зенита»… Спустя четыре дня газеты сообщили, что у Маслаченко – инсульт. 28 ноября его не стало. Спасибо Вам, Владимир Никитич. О Ваших словах я буду еще долго думать.

В подоле у неба

О своей первой профессии опять приходится вспоминать под «третий тост». 26 июня 2012 года не стало «главного» переводчика афганской войны Геннадия Клюкина. Почему главного? Потому что в 24 года он, выпускник Военного института иностранных языков, прибыл тогда еще в королевский Афганистан. Из него он окончательно вернулся спустя шестнадцать лет, из которых двенадцать – прерывались лишь отпусками. Восемь лет при этом в Афганистане шла война. Книга рекордов Гиннесса не знает более длительной командировки на войну. Еще сложнее сравнить его с кем-либо из неафганцев по владению языком дари, ставшим для него родным по судьбе. Да и большинство афганских таджиков знали язык Омара Хайяма хуже, чем переводчик – «тарджуман Геннадий». Может, из-за этого он в дальнейшем и не искал иных жизненных вершин. Ибо ему покорились главные профессиональные. А становиться коммерсантом ли, политологом, общественным деятелем – он не мог по генетической «невсеядности» русского офицера и «доблокадного» – по нравственной планке – ленинградского интеллигента… Трудно об ушедшем писать в жанре некролога, если его жизни хватит на несколько книг. И вообще писать о нем трудно. Геннадий Клюкин умел увлекательно говорить о самой продолжительной из отечественных войн, не рассказывая о своем в ней участии. Вообще он исповедовал принцип – о себе только с иронией. Притом что его голосом отдавались распоряжения «старших шурави» Варенникова и Гареева. Его же голосом им отвечали президенты Бабрак и Наджибулла. Афганские министры и иные советские генералы не всегда дотягивали до участия этого, по последнему званию, подполковника в их переговорах. Да и не всегда соответствовали интеллектуальному уровню Геннадия Николаевича, порой снимавшего переговорное напряжение уместной цитатой из того же Омара Хайяма. Кстати, из его четверостиший во многом складывалась и жизненная философия самого Геннадия Николаевича: «Тот, кто мир преподносит счастливчикам в дар, / Остальным – за ударом наносит удар. / Не горюй, если меньше других веселился. / Будь доволен, что меньше других пострадал». В остальном Геннадий Клюкин оставался незаметным, но незаменимым – высшая оценка переводческого мастерства. Его младшие коллеги вроде будущей телезвезды Евгения Киселева остались лишь учениками на не пройденном ими пути к профессии востоковеда-практика.

После возвращения из Афганистана через полтора года после вывода наших войск мало кто видел его в военной форме. С совсем не юбилейными наградами – кто теперь сможет расшифровать их историческую подоплеку? Хотя в книгах об афганской войне его имя встречается чаще, чем имена других переводчиков. Последний военный советник СССР в Афганистане генерал армии Махмут Гареев оставил такую надпись на подаренном Геннадию Николаевичу экземпляре своих мемуаров: «Лучшему переводчику афганской войны». Задолго до его ухода в нашей с Андреем Константиновым будущей книге нашлось место единственному из «тарджуманов-шурави» – «самому крутому из генеральских переводчиков Гене Клюкину».

И еще. Возможно, это единственное его публичное откровение об афганской командировке: «Восемь лет войны я прошел с одним пистолетом, в котором был единственный патрон. Он-то и давал мне уверенность в том, что живым в плен афганцам я не сдамся». «Афганцам» он и не мог сдаться. Он им посвятил лучшие из 64 лет своей «божественной командировки на землю»: «Даже гений – творенье венца и краса – / Путь земной совершает за четверть часа. / Но в кармане земли и в подоле у неба / Живы люди, покуда стоят небеса…»

III. ПОКОЛЕНИЕ ГОРЯЧИХ ТОЧЕК Штрихи к портрету

Офицерская молитва