Запорожская вольница

За ответом на эти вопросы я и приехал на Соловки. Так в обиходном употреблении называют состоящий из ста островов архипелаг, расположенный в северной части Онежского залива Белого моря. Название одного из шести крупных островов – Большого Соловецкого – было распространено на всю островную группу. Путь от берегов Днепра до Беломорья неблизкий. Однако еще более длинной была дорога сюда последнего кошевого Запорожской Сечи Петра Кальнишевского… Полярный день еще не потерял силу. И в полночь, когда я прибыл на монастырское подворье в Кеми (отсюда и начинается путь паломников на Соловки), можно было легко разглядеть и деревянные тротуары, и молчаливые добротные избы, и маячные вышки, и баркасы на берегу, и даже тоненькие вешки между камней, указывающие проходы для судов в прибрежных водах. Остро пахло подгнившими водорослями, мокрой травой, сосновой стружкой, смолой. Утром, когда приливная вода скрыла прибрежные камни, монастырский кораблик «Святитель Филипп» тихо отвалил от причала и направился в открытое море. Нанятое у купца судно, на котором в сопровождении усиленного караула двести тридцать лет назад везли в монастырь грозного узника, двигалось другим путем – из Архангельска, однако казацкий ватаг видел те же безмолвные морские просторы и то же низкое небо, размашисто и резко исчерченное облаками. За кормой так же жалобно кричали белые птицы с желтыми клювами и из волн выныривали черные блестящие головки любопытствующих тюленей. Ставший колодником (узником – от деревянной колоды, в которой зажимали руки и ноги заключенных того времени. – Примеч. ред.) кошевой еще способен был удивляться этому, сравнивать, воскрешать в памяти картинки былого. И островные моренные гряды казались ему удивительно похожими на степные курганы, и в пенистых завитках виделись ему развевающиеся бунчуки, седые казацкие чубы.

К перемене судьбы казак всегда был готов: и на море, и в поле две доли – черная тучка вмиг могла превратиться в белую. И тут же снова почернеть, чтобы опять стать белой пушинкой… Поэтому атаман не клял судьбу и даже в том, что двигался от Черного моря к Белому, усматривал некий ее знак. Ему уже далеко за восемьдесят, сила уже не та в теле, однако ум ясен, дух не ослаб и память крепко держит весь пройденный путь. Родился Кальнишевский в конце XVII века, когда еще гремела Чертомлыкская Сечь, на Слобожанщине – в семье лубенского казака. По всей видимости, отец его был не простым реестровцем, а принадлежал к украинской шляхте (т. е. дворянскому сословию, в которое вошла старшина реестрового казачества. – Примеч. ред.). Идея рыцарства, верховенство старшинской власти и силы передались и сыну. Его вторым (крестным) отцом был «военный товарищ» Лубенского полка Максим Яновский – возможно, дальний родственник Николая Гоголя. Как и подобает рыцарю, Кальнишевский на каждой ступени казацкой карьеры оставил свой заметный след – и в открытых стычках с врагом проявил себя, и в разведывательных операциях участвовал, и походным полковником был, и дипломатические миссии возглавлял. Отличился во время русско-турецкой войны, был даже по воле императрицы удостоен именной золотой медали с бриллиантами – «за отлично храбрые противу неприятеля поступки и особливое к службе усердие». Десять раз подряд (этого в Сечи «из веку веков не бывало») запорожцы избирали «батька Кальниша» своим атаманом.