Я осмотрел бюст, постоял над плитой, отдышался после дороги, и стали возникать вопросы. Где содержался мой именитый предок? В какой части монастыря находился каземат? Как смог престарелый атаман выдержать в нем двадцать пять лет тяжкой неволи? На эти и многие другие вопросы мне еще предстояло ответить, однако сначала я решил совершить экскурсию по острову. Соловецкий архипелаг – край далекий и дикий, но в то же время весьма живописный. Особенно в короткую летнюю пору, когда дни долги, прозрачны и легки. С вершины высшей точки острова – Секирной горы, которая находится в двенадцати километрах от монастыря, я обозрел лесистые дали, светлые луга, глубоко вдающиеся в сушу заливы-губы, озера. Именно сюда пятьсот лет назад приплыли на Соловки первые иноки – «искатели безмолвия» и уединенной жизни. В чем-то они были похожи на запорожцев, которые, может быть, не так страстно молились о спасении души, однако так же, как монахи на северных островах, утверждали себя за порогами на плавневых островных землях. Вряд ли Кальнишевский подымался на вершину Секирки, однако наверняка он слышал о ней. И, вполне вероятно, даже в ее названии усматривал некую аналогию с казацкой Сечью. На этой горе когда-то ангелы высекли жену рыбака, которая своим присутствием здесь осквернила святое место; запорожцы-сечевики, как известно, тоже не жаловали особ женского пола, которым вход в Сечь был заказан. И оград –
Иноки обихаживали Соловецкую землю – обустраивали скиты, прокладывали дороги, соединяли каналами озера, возводили дамбы. Ничего зловещего в названии беломорского архипелага не угадывалось и не подразумевалось. Однако вместе с монашеством утверждалась здесь и государева власть. Она в конце концов и превратила монастырь в тюрьму. С XVI века становится традицией посылать сюда «на смирение» преступный люд, вину и грех которого часто без суда и следствия определяли не небеса, а исключительно мирская власть. Об условиях, в которых содержались колодники, можно судить по названиям местных тюрем. В казематах Корчагиной тюрьмы можно было пребывать только скорчившись, в Жаровиной тюрьме было нестерпимо жарко. Среди заключенных монастырской тюрьмы были известные государственные и религиозные деятели: игумен Троицкой лавры Артемий, царевич Касимовского ханства и земский царь (венчанный на царство Иваном Грозным, который объявил себя опричным царем. –
С Кальнишевским поступили более гуманно – хоть и преступник, но все-таки атаман, тем более уже в летах. В архивах сохранилась «Тетрадь, данная конторой монастырского правления казначею иеромонаху Иоанну, для записи выдачи кормовых денег бывшему Сечи Запорожской кошевому Петру Кальнишевскому». Именитому арестанту по указу было положено «кормовых денег по одному рублю на сутки». Казна же выплачивала монастырю на каждого колодника всего лишь по девять рублей в год. Деньги получали караульные солдаты, они же по заказу узника покупали ему пищу. Голодом старого атамана не морили, однако содержали в строгости, удалив «не токмо от переписок, но и от всякого с посторонними людьми обращения». Лишь три раза в год его под усиленным караулом выводили из каменного мешка, мыли в бане, стригли и препроваживали в церковь, где грешник мог помолиться и осознать свой грех.