Мурат висел над пропастью. Ноги его, обутые в матерчатые ноговицы-арчита, упирались в почти отвесную скалу. Грудь крест-накрест перехвачена веревкой, которая длинной упругой струной убегала ввысь, где Газак, тоже нанятый Тотикоевыми, напружинив ноги, обеими руками тянул ее на себя. Мурат размашисто водил древком косы, пытаясь достать примостившуюся в расщелине скал траву. На вспотевшем скуластом лице Мурата не было ни тени испуга: прадед его так косил, дед так косил, потом отец, а теперь и он так косит. Ему нравилось парить над пропастью: чудилось ему, что он птица, и песня рвалась у него из груди. Мурат то и дело поглядывал на раскинувшийся под ним аул, точнее, на уютный дворик, по которому прошмыгивала тоненькая фигурка Заремы. Вот она спустилась в погреб и возвратилась в дом с круг-ляшом сыра. Значит, скоро она появится на тропинке, ведущей к косарям, неся узел с едой отцу.
Коса не дотягивалась до дальней полоски травы. Горец попытался продвинуться вперед, но веревка не поддавалась, и Мурат закричал наверх:
— Эй, Газак, отпускай!..
Брат осторожно переставил руку. Натянутая от тяжести человека веревка скользнула меж пальцев. Мурат еще глубже шагнул в пропасть и взмахнул косой. Увлекшись косьбой, он прозевал момент, когда из аула вынырнула Зарема с сумкой с едой. Взобравшись на гору, она притаилась за камнем, примостившимся у самого обрыва, и, окинув взором страшную своей бездонностью пропасть, зажмурилась:
— Сумасшедший!
Из-под ее ног выскользнул камушек и прошмыгнул мимо Газака. Горец сердито оглянулся, чтобы прикрикнуть на неосторожного путника, но, заметив два испуганных девичьих глаза, проглотил гневные слова. Лицо его расплылось в добродушной улыбке.
— Мурат! — дернул он веревку.
— Чего тянешь? — прервав песню, спросил молодой косарь.
— Посмотри! — кивнул Газак в сторону камня.
Но Зарема смущенно присела за камень, и не заметивший ее Мурат пошутил:
— Я на тебя, брат, весь день смотрю, — и попросил: — Дай попить...
— Пить захотел? — усмехнулся Газак и, подхватив с земли кувшин, стал лить из его горлышка на голову брата.
— Промой глаза, Мурат.
Холодком горного родника обожгло разгоряченное лицо косаря. Ловя ртом сверкающие на солнце капли, он весело пригрозил:
— Подожди, Газак, и я там буду...
Поглядывая на баловников из своего укрытия, Зарема прыснула от смеха. Газак оглянулся на нее, ослабился. Веревка выскользнула из его рук. Мурата оторвало от струи воды, бросило в пропасть. Девушка испуганно вскочила на ноги, вскрикнула. Газак повис на веревке, но она неудержимо рванулась из рук. Мурат, ударяясь о выступы скалы, цепляясь за редкий кустарник, раздирая кожу на ладонях, стремительно падал вниз. И погиб бы парень, если бы веревка для страховки не была трижды обведена вокруг валуна. Сильный рывок вздернул горца, больно ударил плечом о скалу. Мимо пролетел, мерно покачиваясь из стороны в сторону, оброненный Газаком кувшин и нырнул в далекую бешеную реку... Мурат свирепо глянул наверх, но тут же посветлел: он увидел девушку, испуганно прижавшую ко рту ладони...
— Зарема, — прошептали его губы.
На отчаянный вскрик дочери оглянулся Дахцыко. Окинув пристальным взглядом Мурата и Зарему, он рассердился.
— Тебя дома ждут, дочь! — его крик прервал безмолвную переглядку Мурата и Заремы.
Она засмущалась, сорвалась с места и побежала вниз по тропинке, вьющейся по склону горы.
Привычно двигались руки Мурата, но коса его ходила вхолостую. А он не замечал, потому что не мог оторвать взгляда от Заремы, которая с отощавшей сумкой спускалась в аул.
Дахцыко поймал взгляд дочери, направленный на Мурата, и нахмурился. Приблизившись к обрыву, он свесился вниз, по-хозяйски требовательно закричал:
— Эй, Мурат, не уснул ли ты?
Нехотя оторвал свой взгляд от девушки горец, голос его глухо донесся снизу:
— Не сплю, уважаемый Дахцыко, не сплю, — он дернул за веревку. — Отпускай.
Дахцыко поджидал возвращавшихся в аул Гагаевых возле выступа скалы, властно подозвал к себе Мурата. Горец послушно направился к нему. Дзугов показал в долину и пытливо посмотрел в глаза парню:
— Вон видишь на холме дерево?
— Вижу, — недоуменно ответил Мурат.
— Оно будет расти на этих скалах? — кивнул Дахцыко на вершину горы.
— Не приживется, — засомневался Мурат, и в сердце его вползла тревога. Довольный его ответом, Дахцыко торжествующе улыбнулся:
— Так и девушка, живущая в достатке. Она никогда не привыкнет к нужде, — и бросил на горца многозначительный взгляд.
Можно сделать вид, что он не понял, к чему Дахцыко ведет такой разговор, и Дзугов наверняка усмехнется и скажет: просто так, к слову пришлось, и будет прав, ведь ничего конкретного по поводу его и Заремы он не выразил. Но стоит ли играть в прятки? Показав свои ладони, Мурат с трудом выдавил из себя:
— Есть руки. Они умеют работать.
Дахцыко усмехнулся. Ему явно понравилось, что сын Дзамболата не стал кривить душой, сделав вид, что не понял намека. Но он не пара для его дочери и должен знать это.