Заповедь

— Украл я, да только не ту! Понял? — и после паузы тихо добавил: — И эта хороша, — Мурат вздрогнул от прозвучавших в его голосе странных, до сих пор ни разу не звучавших ноток. — Знаешь, я не замечал ее: так, бегает пичужка, а она, оказывается, глаз с меня не спускала. Обо мне знает все. Целый день мне рассказывала мои истории, — он засмеялся, и в его смехе — тоже впервые! — прозвучала радость, а не привычная насмешка. — Мадина и Таира дразнили ее мной. Наверно, и сейчас они убеждены, что сговорились мы с нею...

Душа Мурата застонала, взбеленилась, вздыбилась: неужели правду говорит Таймураз? Это невыносимо!..

— Неправда, — запротестовал Мурат. — Это ты выдумал.

— Как неправда? Спроси у нее, — предложил он. — Сама мне поведала, — и серьезно попросил: — Не надо ей говорить, что я охотился за ее сестрой. Пусть так и останется в тайне, — и, спохватившись, гордо пояснил: — Не о себе беспокоюсь. Мне начихать, что там про меня начнут злые языки болтать. Но она не выдержит этого. Она по-своему все рассудит. Она думает, что мы давно ее караулили. Мурат, говорит, все время вокруг крутился, присматривался... — он посмотрел на него. — Было это?

— Было, — Мурат покраснел.

— А я и не знал, что тебе Таира нравится, — усмехнулся Таймураз.

Мурат облегченно вздохнул: ни Таймураз, ни Зарема не догадываются, кто была его избранница. Еще не хватало, чтобы раскрылась и эта тайна. Тогда совсем можно умереть со стыда.

Таймураз покачал головой:

— Не поверишь, как я ошеломлен. Да нет, не ошибкой... Ее любовью!

Мурат смотрел на своего друга и не узнавал его. Куда девалось его постоянное желание выглядеть могучим и сильным? Сегодня он не был похож на себя. Мурат подивился, как велика оказалась сила чувств девушки, что смогла вызвать в Таймуразе далеко упрятанную суровым воспитанием и нравами неизвестную ему струнку человеческого тепла. И еще тоскливей сжалось сердце Мурата от мысли, что он не сумел уберечь свое сокровище от бед, которыми так наполнен этот мир...

***

Асланбек как бы между прочим, но во всеуслышанье заявил, что пока нельзя никого обвинять в похищении: отсутствие того или иного парня еще не есть доказательство его вины. Мало ли куда может отправиться молодой джигит даже со свадьбы?! Поехать за друзьями в Нижний аул, просто промчаться по горам, даже отправиться на баловство, которое горцам непозволительно, но теперь городские привычки залетают и в горы, и кто знает, не появилась ли где-нибудь поблизости развеселая вдовушка... В этих намеках увидели желание отвести от своего внука подозрения. Но те, чьи родственники оказались в отлучке, доброжелательно выслушали его слова и доводы...

Все дни свадьбы Дзамболат пировал вместе с Асланбеком в доме Кайтазовых. Они засыпали всего на три-четыре часа, как вновь появлялся гонец и объявлял, что прибыли новые гости и не хотят садиться без уважаемого Асланбека. Старец ворчал больше для приличия, быстро подымался, велел будить приезжего, и они вновь направлялись в дом Кайтазовых, где свадебная трапеза со всеми ее обрядами начиналась снова. Дзамболат знал, что бесполезно кого-то подгонять, надо терпеливо ждать, когда завершится свадьба.

Услышав о похищении и зная норов своего Мурата, Дзамболат испугался, но вскоре заметил его в толпе ребят. Он почти не виделся с сыновьями, раз только встретил Умара и строго предупредил, чтобы тот глаз не спускал с младших братьев, не позволял никаких вольностей. «Голову отсеку тому, кто запятнает нас чем-нибудь!» — пригрозил он.

***

... Мурат сидел у родника и тупо смотрел на тонкую струйку прозрачной и холодной воды, вырывавшуюся из-под скалы и пузырчатыми линиями разбегавшуюся под зеркальной гладью. Оттуда, сверху, до него доносились голоса Заремы и Таймураза. Мурат пришел раньше намеченного срока, потому что ему не спалось, его опять мучили тяжелые сны, и он бежал от них сюда. И теперь он вынужден, точно вор, сидеть в ожидании друга вдали от пещеры и слушать веселый голос Заремы.

— Ты ешь, ешь, — упрашивала она Таймураза. — На охоте кто тебя накормит?

— Не хочу, — отказывался он.

— Не грусти, — ласкалась она к нему. — И не бойся — простят. Сама к отцу пойду. Я у него любимица. Свадьбу устроит. Все ущелье в гости пригласит. А я буду в белом платке в углу стоять. И все станут подходить, приподнимать платок, заглядывать мне в лицо: «А ну-ка, какую девушку лучший джигит ущелья себе в жены выбрал?» И будут ахать и восхищенно шептать: «Красавица!»

— Не будет свадьбы, — услышал Мурат голос друга, по которому нетрудно было догадаться, что он не в духе.

— Будет! Будет! — стала уверять она. — Посмотри мне в глаза. Ну, ты должен верить, что простят. Тогда и настроение у тебя станет лучше. Они еще пришлют за нами гонцов, — беспечно говорила она, веря в это.