Заповедь

Прошло два месяца после свадьбы Ирбека. Таймураз не появился в ауле. Все стало ясно. Он и только он!.. Асланбек предполагал, почему Таймураз пошел на похищение. Заставив мужчин фамилии ползти на коленях к дому Дахцыко, Асланбек сам создал опасную ситуацию. Смыть позор нельзя иначе, как совершив возмездие. Но почему взял это на себя младший? Разве не было других? Или у них дух ослаб? На сей раз ему не удастся примириться с Дахцыко, если даже он приложит все свое умение, всю хитрость старого, опытного человека, на веку которого немало мудрых дел.

Скучая ли по Таймуразу или надеясь через его ближайшего друга понять, почему внук поступил так опрометчиво, Асланбек каждый день присылал за Муратом младшего из братьев Батырбека — Тузара. Вначале Мурат был насторожен, боясь, что ненароком обмолвится и выложит ему правду о похищении, но потом расслабился, потому что, во-первых, старец больше не настаивал, чтоб Гагаев признался в участии в горестном деле, а во-вторых, он убедился: общение с Муратом облегчало Асланбеку муки... Старец был в том возрасте, когда тянет на откровения и хочется поведать о самом сокровенном. Он признался Мурату, что страдает от того, что на старости лет получил от самого любимого внука такой жестокий удар. Он, гордившийся тем, что прожил свой век праведно, что не совершал поступков против совести, не мог простить Таймуразу, что из-за него на пороге смерти видит укоризненные и недоумевающие взгляды аульчан...

Почему он избрал для своих душевных излияний Мурата — он мог позвать любого своего внука — и тот внимал бы ему с открытым ртом и затаив дыхание, — загадка и для других, и для него самого. Может, оттого, что Асланбек был убежден: Таймураз совершил похищение не без участия Мурата. Впрочем, не исключено, что старец почувствовал в Мурате тоже страдающую душу...

Две раненые души потянулись друг к другу, и если не удалось излечить болезнь, то облегчение обоим все-таки принесли эти долгие встречи-беседы, встречи-исповеди.

— Я с восьми лет трудился. Пас овец. Не своих. Чужих. Батрачил у богатого Кайтмырзы. И рано познал, что такое несправедливость. Однажды ночью, когда на ущелье обрушился сильный ливень, оползень унес в пропасть отару овец, которых арендовал у хозяина чабан по имени Хазби. Он пытался спасти их, да и его самого бросило в расщелину скал. Едва спасли. Получив недобрую весть, хозяин поспешил в горы, да не один, а со своей красавицей дочерью Мартой...

Асланбек рассказывал так интересно, что каждый участник давней истории показался Мурату близким знакомым, точно он расстался с ним вчера...

... Опечаленные чабаны, сидя вокруг костра, тупо смотрели на огонь, над которым повис котел с кипящим варевом. На горной дороге показалась арба. Чабаны стоя встретили хозяина. Кайтмырза грузно сошел на землю, отыскал взглядом Хазби и сказал:

— Ты понимаешь, что тебе и двух жизней не хватит рассчитаться со мной? Ты обязан был каждый понедельник поставлять мне тридцать кругов сыра и бочонок масла, добавь сюда шерсть, что с каждой овцы должен был стричь по триста граммов в сезон. Договор мы заключили на пять лет. Представляешь, сколько ты задолжал шерсти, сыра, масла? А сама отара? Она ведь должна была увеличиться чуть ли не вдвое.

Каждое слово хозяина больно било не только по Хазби — оно отдавалось в душе каждого чабана.

— Я буду работать, — глухо сказал Хазби. — Я возвращу тебе долг.

— Э-э, легко сказать, — покачал головой Кайтмырза. — И дней и ночей не хватит...

Марта бродила неподалеку, стесняясь приблизиться к костру, Асланбек не сводил с нее глаз. Она быстро посмотрела в его сторону, взгляды их встретились, и он смутился.

— Что же мне делать? — беспомощно развел руками Хазби.

Ох как не хотелось Асланбеку возражать Кайтмырзе при Марте! Он пытался справиться со своим гневом, но это было выше его сил, и он воскликнул:

— Несправедливо же требовать у Хазби то, чего уже никогда не даст погибшая отара! Имей совесть, хозяин!

— Но я тоже не хочу терпеть убытки, — возразил Кайтмырза. — Всевышний не восполнит мне эти потери. Значит, должен Хазби. Случись это с тобой — и с тебя потребую. И получу, не сомневайся. Сполна!

— Все, хозяин, у тебя продумано. Выходит, и гибель отары тебе не во вред.

— Не серди хозяина — тебе же хуже будет, — промолвил кто-то из чабанов.

— Хуже?! — закричал Асланбек. — Да разве может быть хуже, чем сейчас Хазби? Кайтмырза желает на всю жизнь закабалить его, всю кровь его выпить, — он вскочил на ноги, взмахнул рукой: — А мы не дадим! Не унывай, Хазби! Я одиннадцать лет работаю на тебя, Кайтмырза, так? Посчитай, сколько уже моих овец в твоей отаре...

— Знаю, — ровным бесстрастным голосом ответил хозяин.

— Так вот, все они пойдут в уплату твоего долга, Хазби!

— Что ты, Асланбек! — испугался Хазби. — Ты и сам беден.

— Беден, — с сожалением признал Асланбек. — Мои овцы и двадцатой доли твоего долга не покроют. Но все-таки помощь. Мы ведь тоже ЛЮДИ! И мы всего лишь ЛЮДИ! Никто не знает, что ждет нас завтра. Почему бы тебе, хозяин, на миг не представить себя на нашем месте?