Заповедь

— О-о властитель моей головы! На кого ты меня оставил?! Почему не взял с собой?!

Двор Тотикоевых заполнился рыдавшими женщинами. Медленно стали сходиться мужчины. Они молча обступили коня с черной буркой и стояли, вытянув руки вдоль тела. Народ выражал свои соболезнования Тотикоевым.

Из дома Дахцыко никто не показался. Вновь над аулом разносился плач...

***

... Гагаевы заканчивали крыть крышу. Отец возле наспех сооруженного сарая обтесывал дубовый кол. Вот он, подходящий момент. Переглянувшись, Мурат и Газак торопливо спрыгнули вниз. Отец молча показал, куда им следует встать, ударом топора выбил временную подпорку сарая, и всю тяжесть поперечной балки приняли на свои плечи два брата. С усмешкой поглядывая на покрякивающих сыновей, отец не спеша вбил в землю свежевыструтанный кол, удовлетворенно сказал:

— Ну вот, года два постоит, — отходя от сарая, он на ходу закатывал рукава черкески.

Мурат поливал на жилистые руки отца воду из кувшина, глядел на его согнутую спину и заговорщически кивнул Газаку. Брат, стряхивая пыль с плеч, приступил к делу:

— Отец, слышал? Бицо, сын Елбыздыко, что из Нижнего аула, возвратился из города. Денег привез!.. Говорит, там можно легко заработать.

Отец закончил мыть руки, взял полотенце, неторопливо ответил:

— Легко заработать можно только неправедными путями...

Газак поспешно привел весомый довод:

— Хасанбек помог, тот, что в городе живет...

— А-а, Хасанбек... Богатый он...

— Землякам он помогает, — и Газак бросился в прямую атаку: — Отец, отпусти нас с Муратом на заработки...

Отец как раз застегивал черкеску; его пальцы замерли на пуговице. Он исподтишка глянул на Мурата, тот смотрел в сторону, будто Газак говорил не о нем.

— И Мурат, и я такие же твердые и крепкие, как и ты, — безбожно льстил Газак. — Мы с ним не пропадем...

Дзамболат не спешил с ответом. Бог не обидел его сыновьями, и он души не чаял в них. Но знал он и другое: бедность губит молодежь. Как всю жизнь ни старался Дзамболат убежать от нее, так и не сумел... Сыновья — вот кто давал ему право смотреть смело людям в глаза. Джигиты! И лучшим из них был Мурат. Отец с любым спорил, каждому давал фору, точно зная, что Мурат не подкачает на скачках и в джигитовке. Но кто-то ему намекнул, что Мурат не спускает глаз с дочери Дзабо Таиры, и это огорчило его. Во-первых, потому, что девушка красива, — а отец с детства на красоту человека поглядывал с подозрением: казалось ему, кого природа наградила смазливым личиком, того обязательно лишила других качеств. Кто внушил ему подобную мысль? Может быть, дед, что, одарив внука нежеланным подарком — кривым носом, — постоянно твердил (не себе ли в оправдание?) о вредности красоты. И хотя у Мурата нос пошел не в отца, а в мать, отец по-прежнему смотрел на красивого человека исподлобья, точно пытался узнать, каких душевных качеств ему не хватает. Настороженное отношение к красоте перешло к изящной одежде, мастерски отделанному серебром седлу, кинжалу и ружью, к расшитому башлыку... Он предпочитал крепкое сукно: оно дольше служит, грубый кинжал — потому что он никогда не подведет, старое седло, ведь всем известно, что раньше их умели делать прочными, хотя в пути они и жестче...

Заметив, что Газак хочет что-то сказать, Дзамболат предупредил его, жестко объявил свое решение:

— Это не дело — детей своих по свету пускать в поисках счастья. Сыновья должны быть при отцах... И хватит об этом! — предупредил сыновей. — Вздумаете самовольно уйти — старших братьев пошлю следом за вами, с позором возвратят в аул.

И Мурат, и Газак поняли, что так он и поступит... Чтобы смягчить отказ, Дзамболат тихо сказал:

— Есть план один... Он даст нам достаток...

Отец поднял голову и стал пристально всматриваться в склон горы, что высилась над аулом по ту сторону реки. Сыновья давно стали замечать за ним эту странность. Работая вместе с ними, он вдруг ни с того ни с сего отрывался от дела и бросал долгий взгляд на гору. Склон был как склон, ничего особенного на этом каменистом плато, накренившемся к подножью градусов на сорок, сыновья не видели. Голый, ни единого кустика, заваленный прошедшим когда-то камнеломом, он производил тягостное впечатление. Мурат, пользуясь правом любимца отца, хотел выяснить причину такой его заинтересованности. Прямо спросить не мог. Но только отец подымал голову и начинал глядеть на гору, Мурат становился рядом с ним и тоже с огромнейшим интересом смотрел туда же. Дзамболат уходил настолько в свои мысли, что даже не замечал этого.

Сегодня отец решил поделиться своим планом. Воплощение его будет стоить невероятно тяжких усилий. Но что делать? Легко счастье не дается. Дзамболат перевел взгляд на сына.

— Видишь? — усмехнулся отец.

— Угу, — подтвердил Мурат.

— Ну, и что ты видишь? — сощурил глаза Дзамболат.

— Что и ты, — смело ответил сын, — склон горы, камни...

— А ты?! — обратился Дзамболат к Газаку.

— И я тоже — склон и камни...

Отец тихо засмеялся:

— Мало же вы видите. Стоит ли ради этого истуканом час стоять?

— Но и ты на гору часами смотришь, — обиделся Мурат.