Заповедник для академиков

– Как только мы выступим против Польши, связанные с ней договором Англия и Франция выступят против нас – именно это нужно не только Сталину, но и тем силам зла, которые стоят за ним. Все мировое масонство, все евреи и негры мира ждут только, что мы поддадимся на эту провокацию и попадемся в ловушку. С одной стороны на нас кинется Сталин, с другой – армии наших естественных союзников и по воле зла – врагов-англичан. Мы еще не готовы к такой войне.

– Это ужасно, – искренне сказала Альбина. – Но как я могу помочь вам?

– Не мне. Вы должны помочь мужчине, который увидел в вас свою возлюбленную, вы должны помочь всей белой цивилизации… пока не будет достигнут союз с Англией против Сталина – мы должны ждать. Я уже говорил фюреру, что готов сам полететь в Англию и попытаться договориться с разумными силами там. И это возможно, потому что англичане не менее нас боятся атомной бомбы Сталина.

* * *

– Ах, мой милый ангел, он полетит поговорить с Чемберленом. – Канарис развел руками, как бы желая обнять Гесса.

Он приехал к Альбине буквально через несколько минут после того, как машина секретаря партии покинула ее дом.

– А ведь есть и другой путь – не хуже того, что предлагает проанглийская клика, которая перетащила на свою сторону часть этих мистически настроенных бронтозавров, – добиться союза со Сталиным, пускай временного.

– А если Сталин не захочет? – С Канарисом Альбина разговаривала иначе, даже голос звучал жестче. Она и казалась старше – на все свои тридцать шесть. Гесс видел в ней молодую и беззащитную глупышку, которую надеялся использовать, а перед Канарисом сидела средних лет женщина, одержимая жаждой мести и обладающая быстрым и холодным умом.

– Вот именно этот аргумент я высказывал в спорах с Кейтелем и Гальдером, – сказал Канарис. – Генералы стоят за тактический союз со Сталиным, они даже согласны отдать ему половину Польши, но обезопасить тыл. У всех немцев, дорогая, существует с Первой мировой войны ужас перед войной на два фронта. Только, как ты видишь, ужас этот выражается по-разному. Гесс и его сторонники в партии хотят замирить Запад, а генералы – Восток. Но цель одна – разбить их поодиночке.

– А вы? – спросила Альбина.

– Я разделяю точку зрения военных, – сказал Канарис. – Особенно сейчас. Когда у Сталина есть бомба. Зачем лишний риск?

В тот же вечер Альбина долго разговаривала с Адольфом, совсем не о деле и, уж конечно, не о войне – глупом и грязном занятии мужчин. Но Гитлер сам заговорил о своих бедах, не заметив, как умело и незаметно подвела его к этому Альбина. Она сидела перед ним, подогнув ноги на широком диване, в скромном домашнем платье, совсем без грима, такая простая, милая и верная. Когда его предадут или судьба отвернется от него и соратники разбегутся по кустам – Альбина останется рядом.

– Ты не бросишь меня? – спросил Гитлер неожиданно.

– Нет, – ответила Альбина. – А что грозит тебе?

Тогда Гитлер стал рассказывать ей то, что она знала и без него, – о двух вариантах войны, которые разыгрывали придворные клики. Союз с Англией против Востока, который возможен именно сегодня, потому что западный мир уверен в том, что у русских есть бомба, и затаился в неожиданном страхе перед белым русским медведем, или союз с сильным Сталиным и подачка ему в виде Польши или Финляндии, чтобы освободить руки на Западе.

Гитлер не спрашивал совета Альбины – не для этого он сюда приехал. Альбина и не давала советов. Она просто подвела его вопросами и наивными междометиями и сомнениями к третьему варианту. Гитлер не заметил, как тот сформировался в его мозгу.

Но неожиданно он сказал:

– Прости, моя белая фрейлейн, – он так называл ее иногда, в сладкие минуты, отталкиваясь от имени Альбина, – но я сегодня не останусь с тобой.

– Разумеется. Я чувствую, когда великая мысль приходит к тебе, – сказала Альбина настолько серьезно, насколько могут говорить только глупые, но любящие люди.

– Ты знаешь об этом?

– Я чувствую, Адольф.

– Может, ты скажешь ее? – улыбнулся Гитлер.

– Я могу сказать, что чувствую твои мысли, но прости, если в моих устах это будет звучать коряво, неубедительно… я ведь лишь твое маленькое зеркальце.

– Маленькое зеркальце… в этом есть что-то сказочное.

– Я знаю вас, Адольф, ближе, чем многие из мудрецов. Простите, если это звучит самоуверенно.

– Нет, ты права. Я тоже это чувствую. Недаром ты была рождена в пламени всемирного пожара, среди вечных льдов и…

– И упала к вам в руки с неба, – закончила Альбина, улыбнувшись. Она теперь нередко улыбалась, но уголки губ оставались опущенными, и потому от ее улыбки становилось грустно.

– Можно я угадаю ваши мысли? – сказала она.

– Попробуй. Пока что это еще никому не удавалось.

– Вы знаете, что у Сталина есть вторая бомба, она будет готова летом. А третья бомба – осенью. Значит, у вас очень мало времени, чтобы победить его. Пока он не расплодился. Как таракан.