Заповедник для академиков

– Я продолжу твою мысль, белый кролик. – Гитлер остановил Альбину жестом узкой руки и заговорил сам, сначала тихо, затем, заводясь, увлекаясь, забыв, что вся-то аудитория состоит из Альбины, начал кричать: – Из-за этой бомбы все мои стратегические планы летят к чертовой матери. Через полгода у Сталина будет пять бомб. К тому времени, когда мы изготовим свою, у него их будет двадцать. А тогда нас уже обгонят американцы! Значит, в моем распоряжении только летние месяцы, чтобы завоевать весь мир. Только одно лето! И я должен идти вперед немедленно! Тут же! Сегодня! Вы меня слышите – вы слышите звуки боевых труб и грохот барабанов?

На следующий день состоялось запланированное еще неделю назад заседание в Генеральном штабе. Гитлер весьма миролюбиво выслушал доклады генералов, связанные с подготовкой выступления против Польши в сентябре 1939 года. После окончания подводившего итоги доклада Кейтеля Гитлер поднялся и, подойдя к карте Европы, занимавшей всю стену, произнес буднично, словно речь шла о поставках шерстяных носков:

– Мы начинаем военные действия против Польши в середине июля, хотя весь мир должен думать, что день «X» – 1 сентября.

После секундной гробовой тишины по залу прокатился невнятный гул возмущенных, испуганных, растерянных голосов.

– Это невозможно! – вырвалось у Кейтеля.

– Судьба не подарила нам больше ни одной минуты, – сказал Гитлер размеренно. – Если вы дадите себе труд задуматься над тем, что происходит в мире, то поймете, от каких факторов зависит наша победа. Так что мое решение, безусловно, не подлежит пересмотру, и завтра в десять я ожидаю к себе начальника Генерального штаба и командующих родами войск. Все планы кампании будут пересмотрены.

Оборвав свою краткую речь, Гитлер быстро покинул зал заседаний, чтобы не отвечать на бурю вопросов и возражений. Через час он вызвал к себе Риббентропа и приказал форсировать зондаж возможностей соглашения с Москвой. Посол в Москве Шуленбург завтра же должен попросить аудиенцию у Молотова и изложить ему вербальную ноту о желательности заключения договора о дружбе и сотрудничестве.

– Любой ценой! – приказал Гитлер. – Если Сталину захочется сожрать Бессарабию – отдайте ему, Финляндию – отдайте, половину Польши – отдайте.

После встречи с фюрером Риббентроп в полной растерянности созвонился с Герингом, который не присутствовал на заседании Генштаба и ничего не знал, тот кинулся к Гитлеру отговаривать его от необдуманного поступка. До вечера Гитлеру пришлось спорить с помощниками и соратниками, которым так трудно приказывать.

В шесть вечера он исчез.

– Он у нее, – сказал Гесс, приехавший в берлогу к Гаусгоферу. – И я подозреваю, что именно эта русская сука…

– Мы не знаем, что управляет судьбами мира, – ответил на это старый генерал Гаусгофер. – Еще вчера ты убеждал меня, что эта женщина на нашей стороне, сегодня говоришь, что предательство исходит из спальни фаворитки.

– Но мы проиграем эту войну! Мы к ней не готовы!

* * *

Гитлер был у Альбины. Он объяснял ей свой замысел, как ребенку, щадя ее милую глупую головку:

– Войны выигрываются или силой, или неожиданностью. У нас есть сочетание того и другого. Наша армия отмобилизована и хорошо снаряжена. Русская – лишена командования и отстала на двадцать лет. У поляков не осталось ни одного стратега, они могут соревноваться только с русскими в том, чья кавалерия лучше. Мы не должны дать им возможности опомниться. Пускай Сталин верит в то, что мы пригласим его к обеденному столу. Пускай наденет свой лучший мундир. Пускай спешит нам навстречу, поглощая Прибалтику и Польшу, мне только это и нужно – с растянутыми коммуникациями он еще слабее.

– А англичане? – спросила Альбина, поглаживая руку Гитлера, лежавшую на подлокотнике кресла. Гитлер смотрел на ее нежные, такие белые пальцы. Она все понимает интуитивно, сердцем и любовью.

– Англичане будут обсуждать события в палате общин и потом осудят меня весьма жестоко. Так же поступит и господин Рузвельт в Америке. Но им надо до меня добираться через Францию, а французы слишком эгоистичны, чтобы начать настоящую войну.

– Это так умно, Адольф! Но почему твои генералы не согласны?

– В отличие от меня – они самые простые люди. Банальные и ограниченные исполнители. Они уже привыкли, хоть раньше и сопротивлялись, что я начну вторжение в Польшу в сентябре. Я бы так и сделал, если бы не сталинская бомба. Но теперь я не могу ждать, пока он изготовит вторую и третью, ты уверена, что вторая на самом деле существует?

– Она будет летом. В институте говорили об этом.

– Когда мои армии будут подходить к Москве и Сталин решится ее использовать, нам с тобой надо будет уехать подальше от Берлина. Сталин постарается кинуть ее именно на Берлин.

– Почему?

– Это так просто, мой кролик! Ведь первый город, который он уничтожил первой бомбой, назывался Берлином.

Альбина не стала напоминать Гитлеру, что идея изготовить для уничтожения Берлин исходила от Ягоды и Сталин сам об этом не знал до последнего момента.

– Тебе не жалко Берлин? – спросила Альбина.