Заповедник для академиков

– Наша противовоздушная оборона собьет русский самолет далеко от Берлина… Я останусь сегодня у тебя – мои генералы и партайгеноссен взбеленились, они боятся неожиданностей.

– И маги тоже?

– Счастье мое, – сказал Адольф Гитлер, – искренне я могу сказать только тебе – моя высшая цель для меня еще не открыта. И она откроется на вершине свершений – я не могу получить корону из рук римского папы, которого я не считаю себе ровней.

Альбина кивнула, потому что она поняла, что Гитлер имеет в виду пример Наполеона, но Гитлер не думал, что Альбина могла знать об этом.

– Я допускаю, что и генерал Гаусгофер, и Гурджиев что-то знали и знают, я допускаю, что истину надо искать в том направлении, куда они указывают, но найду истину я сам.

– А они останутся в обозе? – спросила Альбина.

– Да.

– У меня был сегодня Гесс, – сказала она. – От имени магов он просил подействовать на тебя, чтобы ты заключил союз с Англией.

– Ах, какая старая интрига – давить на короля через мадам Помпадур – так звали французскую любовницу короля Людовика какого-то!

– Может, не надо было об этом говорить? Ты расстроен?

– Они будут к тебе приставать, но я не дам тебя в обиду.

– Адольф, пора спать, – сказала Альбина, изображая смешную и чуждую ей строгость. – Ты сегодня устал. А завтра рано вставать.

– Ты – мое сокровище, – сказал Гитлер и с некоторой печалью подумал о том, что Альбина тоже не сможет никогда стать достойной соратницей в великой борьбе, – белый кролик, милый белый кролик, который ничего не смыслит в борьбе титанов…

* * *

В течение июня обстановка в мире продолжала нагнетаться. Обыватель с дрожью в пальцах раскрывал сегодняшнюю газету – неопределенность предвоенных месяцев усугубилась взрывом русской бомбы.

До второй половины июня Москва, сделав первое заявление о том, что никакой бомбы нет и она существует лишь в воображении поджигателей войны, затаилась, советские дипломаты были осторожны и молчаливы настолько, что разумные аналитики делали вывод об их полном неведении того, что происходит дома.

Наконец 18 июня последовало новое заявление Совинформбюро.

От имени Советского правительства Совинформбюро сообщало, что в результате беззаветного труда советских ученых и инженеров в СССР создано новое сверхмощное оружие, способное сокрушить любые укрепления и крепости и поразить площадь в несколько квадратных километров, уничтожив дивизию, корпус, а если нужно, то и армию врага. Однако, следуя своей миролюбивой политике, Советское правительство предлагает всем странам Европы заключить договор о коллективной безопасности, в ином случае все последствия за возможное развязывание войны агрессор испытает на себе.

Из заявления неясно было, кто же подразумевается под агрессором и кому угрожает русская нота. Но ответные шаги, которые и до того подготавливались в европейских столицах, не заставили себя ждать.

Уже до того немецкий посол в Москве имел две беседы с наркоминделом Молотовым, а советского посла Деканозова видели в ведомстве Риббентропа. Так что для участников событий быстрая реакция Берлина на заявление Совинформбюро была лишь фикцией для внешнего пользования – переговоры о создании союза велись вторую неделю. Зато реакция Англии и Франции была куда более тесно связана с заявлением. Чемберлен предупредил правительство Гитлера, что любые его новые агрессивные действия против европейских соседей, и в первую очередь против Польши, будут рассматриваться как военный вызов Великобритании и та оставляет за собой право принять решительные меры. Прочтя ноту Чемберлена и подождав, пока закроется дверь за английским послом, Гитлер сказал стоявшему рядом Риббентропу:

– Чемберлен недолго протянет. Его кабинет падет на днях.

Вечером Гитлер рассказал Альбине о ноте Англии и очередном визите посла Деканозова. Альбина разливала китайский чай по тонким, купленным ею на аукционе чашечкам. Она промолчала.

– Ты почему молчишь? – спросил Гитлер. – Ты не согласна с твоим рыцарем?

– Мой рыцарь медлит, – ответила Альбина, робко улыбнувшись. – Я боюсь, что они успеют сделать новую бомбу. И тогда…

– Что тогда?

– Я хотела бы, чтобы ты наказал тех дурных людей, которые причинили мне столько горя.

– Я обещал тебе, кролик, – сказал Гитлер. – Быстротой моих действий будут поражены даже мои собственные генералы.

Решение Генерального штаба Германии начать наступление против Польши не позднее 1 сентября 1939 года было доведено до сведения командующих соединениями и высших военных чинов рейха в расчете на то, что среди них найдется некто, готовый передать эти сведения за рубеж. А на случай, если изменников среди сановников империи не найдется, эта информация была пропущена через германские посольства.

Разумеется, эти сведения, вплоть до протоколов заседания Генерального штаба, оказались на столах противников Германии на следующий день. Оснований сомневаться в их подлинности не было.