Лидочка шла в столовую, не думая о Полине и о ночных делах. Ею овладела странная тупость, ей было все равно, куда она идет и почему, и ее даже удивило обычное утреннее веселье в столовой, смех и громкие голоса молодежи на «камчатке», ее изумило то, что ничего не подозревающий Пастернак мирно беседовал с какой-то толстой дамой в пенсне, что Александрийский, хоть и был бледнее обычного, спокойно уплетал рисовую кашу, и никому не было дела до нее и Полины… А где подозреваемые? Лида поглядела на место Мати – его там не было, но тут же обнаружилось, что это открытие и гроша ломаного не стоило, потому что именно в тот момент Матя, проходя мимо Алмазова, наклонился, что-то сказав.
Президент Филиппов постучал ложкой по пустой кастрюле и воскликнул:
– Второй удар гонга уже был!
– Был! – поддержали его нестройно за столами.
– Отдыхающие из девятнадцатой комнаты за два дня умудрились во второй раз безнадежно и преступно опоздать к завтраку. И если в первый раз мы ограничились выговором, то сейчас, я думаю, мы не имеем права либеральничать!
Филиппов был маленький, худенький, толстовка на нем казалась мятой и несвежей.
Лида взяла за руку замершую, как кролик перед коброй, Марту и уверенно потянула к столу.
– Вы меня слышите? – постарался рычать президент.
– Слышу, слышу, – ответила Лидочка, усаживаясь на свое место.
– Мы устроим общественный суд! – кричал президент.
– Общественный суд! Ура! – «Камчатка» буйствовала, ликовала; предстояло зрелище. В такую погоду перспектива драматического зрелища всегда радует.
Пастернак поморщился. Николай Вавилов наклонился к брату, заговорил не улыбаясь. Матя уткнулся в тарелку. Алмазов презрительно смотрел на президента, а Альбиночка смотрела на Алмазова.
– Только не бойтесь, – прошептал, склонившись к самому уху, Максим Исаевич, – мы что-нибудь придумаем.
– А что они могут сделать? – запищала Марта.
– Суд – это суд, – сказал Максим Исаевич и громко вздохнул.
Александрийский сидел к Лидочке в профиль. Шум за столом стих. Вошел, опираясь на палку, старый Глазенап. Лидочка испугалась, что идиот Филиппов и его привлечет к суду, но Филиппов промолчал. Он уселся на свое место, луч света, отразившись от стоявшей перед ним начищенной кастрюли с кашей, попал ему в глаз, и глаз сверкнул, как у дракона. Кастрюля… Надо будет вернуться в комнату до Марты и посмотреть в конце концов, что в той кастрюле!
– А когда будет суд? – спросила Лидочка у Максима Исаевича.
– Спроси меня чего-нибудь полегче, – сказал тот, потом добавил: – Филиппов сначала посоветуется со своим активом.
– И с начальством, – добавила Марта. Она была зла. – Никогда не подозревала, что человек может быть так неблагодарен!
– А он тебе должен быть благодарен? – спросил Максим Исаевич, прищурившись. Щечки его порозовели.
– Разумеется, – сказала Марта и добавила, чтобы у собеседника не оставалось сомнений: – За мою бессмертную красоту.
Лидочка ждала, когда появится подавальщица. Сегодня смена Полины. Если все, что было ночью, – бред фантазии, то Полина сейчас войдет.
С двумя чайниками кофе с молоком вошла незнакомая старуха в белом нечистом халате. У старухи было много золотых зубов – она, видно, гордилась ими и все время улыбалась.
Когда старуха поставила чайник на стол неподалеку от Лидочки, та спросила:
– А где Полина?
– А кто ее знает, эту барыню, – рассердилась вдруг старуха. – Я что, нанималась вам чаи разносить, да? Мое место на кухне, посуду мыть, мне не платят, чтобы я чайники носила!
Лидочка поковыряла ложкой в каше. Налила себе кофе. Кофе был суррогатный, жидкий, невкусный и уже остыл. Она ждала только, когда поднимется из-за стола Александрийский. Он не спешил. Придется подождать его в гостиной.
Выходя из дверей, она оглянулась – сразу несколько человек смотрели ей вслед – Матя, Алмазов, Александрийский, президент. Каждый взгляд Лидочка ощутила отдельно, как различные прикосновения.
Лидочка подошла к картине, изображавшей несчастную жертву крепостнических повадок Трубецких. Девица смотрела печально, словно догадывалась о грядущей судьбе. Или о ней знал художник. «Может, успею сбегать наверх, к себе в комнату, погляжу наконец в эту кастрюлю!»
Но как только Лидочка пошла к выходу из гостиной, в дверях столовой появился Александрийский. Он шел быстрее обычного.
– Как хорошо, что вы догадались подождать, – сказал он.
– Я специально вышла.
– Вы готовы отправиться на прогулку?
– Конечно.
– Тогда пойдемте, не тратя времени даром, пока все еще за столом.
Лидочка помогла Александрийскому одеться, потом оделась сама. Из столовой вышел Пастернак. Он спешил. Увидев Лидочку, он сказал:
– Простите, я хотел проститься с вами. Я сейчас уезжаю.
– Как жалко, – искренне сказала Лидочка.
– Я хотел вам сказать, что 20 ноября у меня должен быть вечер в Доме железнодорожников. Если вам интересно, приходите.
– Большое спасибо, – сказала Лидочка.
– Тогда я с вами прощаюсь. Через десять минут уходит грузовик, они за продуктами поедут и меня захватят.