Заповедник для академиков

– Я была рада с вами познакомиться, – сказала Лидочка. Она почувствовала, что Пастернаку не хочется с ней расставаться. Он будто ждал еще – последних, нужных слов, но слов не получилось.

– Лида, – сказал Александрийский отцовским голосом, – нам пора.

– Простите, – сказал Пастернак, – до встречи.

Лидочка посмотрела, как Пастернак через две ступеньки легко взбежал на второй этаж. Она открыла дверь, пропуская Александрийского вперед. У него была узкая согбенная спина. Александрийский еще в дверях стал раскрывать большой черный зонт. В лицо колотил промокший ледяной ветер. Зонтик никак не раскрывался, его рвало из рук профессора.

– Давайте я сама, – сказала Лидочка. Она вышла на улицу, раскрыла зонт и быстро повернула его горбом против ветра. – Мы куда идем? – спросила Лида.

Стало холодно, ее москвошвеевское полушерстяное пальто пропускало ветер и через несколько минут пропустило бы и воду. Вокруг был влажный сумрак, и парк вдали скрывался, расплывался в водяном мареве. За последние два дня деревья совсем облетели – лишь кое-где дергались под ветром последние желтые листья. Две белки перебежали дорожку перед Лидой и стремглав кинулись вверх по толстому кленовому стволу.

– Сорвут заготовки! – крикнул Александрийский.

– Кто сорвет? – не поняла Лидочка. – Кулаки?

– Погода плохая, – серьезно ответил Александрийский. – Белки не смогут положить в закрома собранный урожай.

– Мне их жалко, – сказала Лидочка.

– Вы не правы. Сначала надо выяснить их классовый состав. А потом уж жалеть. Под видом белки может скрываться классовый враг, вы подумали?

– Я подумала, что вам лучше помолчать на такой погоде, – сказала Лидочка. Она остановилась и под защитой зонта, который с трудом удерживал профессор, вытащила провалившийся под пальто шарф, отчего грудь Александрийского была совершенно открыта. Затем Лидочка перехватила зонт, который профессор с трудом удерживал, потому что ветер стучал и ломился в него, как будто пришел с обыском.

Они вышли за ворота усадьбы – широкая дорога вела вниз, мимо кладбища к прудам и основному въезду, другая, от ворот направо, – к каким-то хозяйственным строениям.

На развилке стояла массивная старая церковь, дверь в которую была полуоткрыта, и внутри было темно, а на полу были видны рваные листки бумаги.

Александрийский взял Лидочку под руку и повел направо. Пришлось идти по скользкому глинистому валику между наполненными водой колеями. Лидочка перепрыгнула через колею и пошла по обочине, держа перед профессором зонт. Сама она уже успела промокнуть.

Профессор не оценил этой жертвы.

– Мы идем в гости к Полине, – сказал он. – Жаль, что вы проспали, но я надеюсь, что мы успеем туда первыми. И все тайны разрешатся сами собой.

– А вы знаете, где она живет?

– Я узнал сегодня утром.

– Как?

– Не важно.

– Значит, вы мне поверили?

– Разумеется, я вам поверил! Ведь кто-то уронил китайскую вазу. Но мне хотелось бы услышать ваше мнение – кому нужна была ее смерть?

Фраза была позаимствована из рассказа Конан Дойля, но, видно, у Александрийского не было в памяти других пособий в сыскном деле.

Лидочка подумала, что теперь глупо скрывать от профессора то, что ей было известно о Полине. Ведь почти наверняка причиной ее смерти стал разговор в умывальной. И Лидочка пересказала исповедь Полины о насильнике Мате.

Александрийский был настолько увлечен рассказом, что остановился, спрятал, наклонившись, голову под зонт и непроизвольно перебивал Лидочку восклицаниями: «Нет, ты только подумай!», «Вот наглец!», «Вы говорите, поезд Троцкого?». А когда Лидочка закончила рассказ появлением нечаянного свидетеля – Альбины, профессор, охваченный детективным азартом, сжал худые кулаки и громко произнес:

– В лучших традициях Агаты Кристи! Вы знакомы с Агатой?

– Нет.

– Это английская писательница. Уже сегодня – мировая величина… Значит, ее укокошил Матвей?

– Может, она живая?

– Мало шансов. Потому что у нас уже двое подозреваемых.

– Алмазов тоже?

– Он узнал обо всем от своей любовницы.

– Альбина дала слово!

– И вы поверили этой шавке? – Александрийский решительно двинулся вперед.

Лидочка удивилась – за время их недолгого знакомства профессор не позволял себе грубых слов.

– За что вы так ее не любите? – Лидочка почувствовала себя защитницей Альбины. Но ее тайну она раскрыть не могла. – Ведь Альбину могли толкнуть на это обстоятельства.

– Не бывает обстоятельств, заставляющих стать бесчестным.

Лидочка сомневалась в правоте Александрийского, но возражать не стала.

– Хотя я не вижу мотива у Алмазова. Такие, как он, даже имея основания, не убивают сами, а вызывают сотрудников. Пожалуй, вы правы – Полина испугала Матю. У Шавло есть дела с Алмазовым?

– Вы тоже так думаете?

– Матвей сейчас на распутье. У него Фаустов комплекс – он ждет выгодного покупателя.

– А участие в насилии скомпрометирует его?

– При чем тут насилие? Кого испугаешь насилием? Напрягите свой хорошенький мозг, мадемуазель!

– Я вас не понимаю.

– Поезд Троцкого! Вы понимаете, какое это преступление? Он служил в охране Троцкого!