Заповедник для академиков

Он не стал уточнять, какой сигнал и откуда. Функцией ГПУ было всезнание, и потому сигналы поступали в ГПУ как выражение этого всезнания, ибо, если бы сигнала и не поступило, Алмазов все равно должен был все знать.

– Посторонних прошу удалиться, – сказал Алмазов.

– Помогите мне, – произнес Александрийский, и Лида поняла, что встреча с Алмазовым далась ему нелегко, – профессор утомлялся скорее, когда волновался.

Лидочка вывела профессора в коридор. Там стояла Катя.

– Ты слышала? – спросил профессор.

– Слышала, что вы ко мне по старой памяти зашли, я вам и сказала, что Полина с вечера не вернулась.

– Ну, прощай, моя хорошая, – сказал Александрийский. – Главное, не бойся никого.

– Я человек маленький, – сказала Катя. Она вдруг потянулась к профессору, обняла его и поцеловала в губы.

– Задушишь, – сказал профессор. Оторвался от нее, и вовремя, потому что из комнаты Полины высунулся президент и крикнул:

– Кто здесь сигнализировал?!

Катя ушла к Алмазову, а ее дети остались в коридоре у двери, им было страшно за мать – они, как звереныши, чувствовали, какая опасность исходила от Алмазова.

Снаружи по-прежнему моросило, но ветер вроде бы перестал, Лидочка раскрыла зонт.

– Мы будем дальше гулять или вернемся домой?

– Я устал, – сказал профессор.

Обратно они шли медленно, несколько раз останавливались передохнуть, возле церкви профессор долго копался непослушными пальцами, расстегивал пальто, достал жестяную коробку с пилюлями.

Лидочка помогла ему застегнуть пальто, что было нелегко, если держишь в руке зонт.

Теперь они были далеко от всех.

– Мне получше, – сказал профессор. – Не так болит проклятое.

– Не ругайте собственное сердце, – сказала Лидочка.

– Ты права, мне не в чем его упрекнуть. Оно меня грело, потому что пылало.

– Как у Данко?

– Я не люблю этого писателя, – сказал профессор. – Что же ты думаешь теперь?

– А вы что думаете? – спросила Лидочка. Ей захотелось чуть подольше не расставаться с тайной, известной лишь ей одной, – тайной открытого окна.

– Я не стал бы делать окончательных выводов, – сказал Александрийский. – Я даже не стал бы настаивать на том, что Полина умерла. Но очевидно, поздно вечером или ночью она собрала свой баул и пошла в Санузию, пошла к вам! Эх, если бы кто-то мне ответил на два вопроса!

– Какие?

– Первый: зачем ей ночью к вам идти? Может быть, вы что-то скрываете от меня?

Лидочка скрывала от профессора историю с кастрюлей. Потому что не считала себя вправе распоряжаться чужой тайной, которую ее попросили сохранить.

И еще – открытое окно.

Тут Лидочка вспомнила об окне и рассказала профессору о грязном следе на подоконнике.

– Это запутывает и без того сложную картину, – сказал Александрийский.

– А мне кажется, упрощает, – сказала Лидочка. – Ведь, вернее всего, Полина не хотела уходить коридором, где люди, дети… и вылезла через окно.

– Глупо, – проворчал Александрийский. – Глупо, доктор Ватсон, любой Шерлок Холмс выгнал бы тебя с работы.

У ворот им встретились братья Вавиловы, они были в широких пальто и одинаковых темно-серых шляпах. И зонты у них были одинаковые. Лидочка подумала, что или они вдвоем были за границей, или один из них привез брату шляпу и зонтик.

– Ты думаешь? – сварливо спросил Александрийский. – Или глазеешь на Вавиловых?

– Я не знаю, – сказала Лидочка.

– Человек пролез в окно с улицы!

– Почему?

– Потому что у него подошвы были грязные. Ведь в комнате нет луж!

– А кто это был?

– Кто угодно. Убийца, грабитель или даже сама Полина – если было поздно, а она хотела взять вещи. После разговора с тобой.

* * *

Они вошли в дом. Лидочка помогла профессору раздеться.

– Конечно, – сказал он, входя в пустую бильярдную и усаживаясь на узкую скамеечку подальше от входа, – конечно же, я принимаю последнюю версию. Разговор с тобой, а потом встреча с любовницей этого гэпэушника привели Полину к убеждению, что надо бежать. Было очень поздно, она испугалась разбудить кого-нибудь во флигеле, влезла в окно, взяла свой баул, но тут спохватилась, что забыла что-то вам сказать. Или что-то взять у вас. Что это могло быть? Ну, подумайте!

– Не знаю. – Лидочке показалось, что ее голос звучит неубедительно. Сейчас он догадается, что Лидочка врет.

– Вы можете и не знать, – согласился профессор. В бильярдную заглянул аспирант Окрошко с таким же юным другом.

– Простите, – сказал он, покраснев при виде Лидочки. – Мы думали, что вы не играете.

– Входите и играйте, молодые люди, – заявил профессор. А Лидочке негромко сообщил: – Я пойду к себе и немного полежу. Можете меня не провожать. Вы устали.

– Я вовсе не устала, – сказала Лидочка. Она проводила профессора до его коридорчика.

– Главное, – сказал профессор решительно, останавливаясь перед своей дверью и принимая задумчивый вид, – главное – отыскать, где она спрятала баул. Вот вам задание, Лидия.

– Какой баул? – не сразу сообразила Лидочка.

– Баул Полины. Если она была убита, то ее баул должен остаться здесь.

– Но если она убита, лучше, наверное, найти ее труп, – сказала Лидочка.