Заповедник Сказок 2015(Том 5)

Закрыв лавку, Линде присоединялась к ним, иногда оставаясь наедине с хозяином, когда Юбер отправлялся на кухню готовить ужин. В отсутствие Юбера патрон становился задумчиво-молчаливым, и Линде каждый раз поражалась тому, насколько он был не похож в такие минуты на склочного и непоследовательного человека, в которого неизменно обращался, когда они были втроём. Когда Линде засиживалась допоздна и Юбер шёл её провожать, патрон приходил в особое бешенство.

— А что? Мой рабочий день давно кончился, — на всё отвечал ему Юбер.

— Твой рабочий день определяю я!

— И в каком же договоре это прописано?

Патрон зеленел от злости, из чего Линде делала вывод, что никакого юридического договора между ними не существовало.

Каждый вечер Юбер провожал её новой дорогой, пересказывая ей сюжеты из многовековой городской истории. Казалось, он знал и помнил в Киршберге каждый камень и каждое дерево. Вдохновившись его рассказами, Линде вставала рано утром и прежде чем появиться у Айхенхолъца шла рисовать город. Когда этих зарисовок накопилась целая пачка, она принесла их с собой показать Юберу. Случившийся рядом с кофейной чашкой патрон, отобрал рисунки, долго и задумчиво их рассматривал, потом выбрал несколько штук и сказал, что закажет с них открытки, чтобы продавать в лавке туристам.

Вечером он суровым взглядом пригвоздил Юбера к дивану и сказал, что сегодня сам пойдёт провожать фройляйн Шверт. Юбер меланхолично пожал плечами. Мнением самой Линде никто не поинтересовался.

— Пройдёмся по нашим набережным Тибра, — бросил патрон, едва они вышли в ночную августовскую темноту.

Свернув вниз к Вурмштрассе, они перебежали, пропустив последний трамвай, через дорогу и спустились к самой воде. В эти жаркие дни река совсем обмелела, обнажив вдоль набережных полоску чёрного с красноватыми вкраплениями песка.

— Тиберминимум[24], — задумчиво произнёс букинист.

— Тибер что?

— Наименьший уровень воды в реке. На набережной у географического факультета установлен в 1864 году ординар на основе среднегодовых замеров. Сейчас где-то на полтора метра ниже этого уровня.

— А бывает Тибермаксимум?

— Бывает. Обильные осадки, таянье снегов… Это может случиться и в марте, и в июне, и в январе, но в основном — поздней осенью. У Хубертстор на Старом мосту есть каменный столб с отметками. Они есть на углах всех общественных зданий на Вурмштрассе. И почти на всех дверных проёмах на ближайших улицах. От четырёх до шести метров выше ординара.

— Вот это да!

— Самое страшное наводнение произошло в феврале 1784-го. Тогда ледяные глыбы разрушили Старый мост: он был ещё деревянный на каменных опорах. В реку смыло пристань и мельницу в Торговой части, а Старый город затопило до самой Хауптштрассе.

— До Хауптштрассе! Это же почти весь Киршгассе оказался под водой!

— Ну, не весь… Где-то до середины, примерно до кофейни Киршбаума. Марктплац всё-таки находится на возвышении.

— А когда был последний Тибермаксимум?

— Последний… — Айхенхольц остановился, достал портсигар, вынул из него папиросу. — Последний случился, когда нам с Юбером было по четырнадцать. На нашем берегу вода затопила подвалы, на том — нанесла большой убыток в Торговой части.

— И были жертвы? — поинтересовалась Линде.

— Конечно, были, — мрачно произнёс патрон. — Куда ж без жертв…

В его глазах как будто блеснули слёзы, и Линде уже приготовилась услышать страшную историю о личной трагедии, но вместо этого он рассказал следующее:

— У нас с Юбером было два годовалых щенка. Мы их подобрали на Марктплац. Какая-то приблудная собачонка ощенилась прямо у стен Хубертскирхе. Жалостливые старушки её подкармливали, и какое-то время её никто не трогал. А потом её сбила машина. Два кутёнка остались сиротами, как мы с Юбером. Мы притащили их домой, долго уламывали мою тётку. В конце концов, их оставили с условием, что мы сами их выкормим. Я их кормил из соски, какую дают младенцам, а когда они подросли, то спали с нами в одной кровати. Оба были такие ласковые! Как только обнаруживали у кого-то из нас ссадину или царапину, тут же принимались её зализывать. И мы назвали их в честь святых братьев-лекарей Козьмой и Дамианом. Козьма был чёрненький с белым пятном на лапе, а Дамиан — почти белый в мелких серых пятнышках. Юбера они страшно любили, но его вообще все любят, а слушались, в основном, меня. Мне всегда в детстве хотелось иметь собаку, а тут их оказалось сразу двое. Нас двое, их двое…

Айхенхольц осёкся и замолчал. Глубоко вздохнул, достал коробок, чиркнул спичкой и закурил. Выдул ноздрями дым.

— В общем, неудачные оказались у них имена.

— Так это они тогда погибли?

Айхенхольц кивнул:

— Разделили участь своих небесных патронов.

— А я уж думала, кто-то из людей…

— Нет, в тот раз обошлось.

Патрон докурил, бросил окурок в реку.

— Ладно, пойдём домой.

Проводив девушку до Замковой горы, он поднялся в её квартиру. Обвёл задумчивым взглядом скудную обстановку и поинтересовался, какова плата за наём.