Заповедное дело Россиию Теория, практика, история

За Пуринскими озерами ольховые заросли сменились тундрами и карликовыми ивняками. По мере продвижения на север густеет туман – вот почему не принимает самолеты Тарея. Верховья реки Мокаритто проходим в сплошном тумане, оленей внизу трудно различить, а птиц совсем не видно. Среди безлюдной тундры стоит балок, вокруг него – следы вездеходов, пустые бочки из-под горючего. Нет на свете белых пятен!

Летим вдоль Мокаритто; Якушкин уверял, что эти места славятся обилием песцов и водоплавающей дичи. Поворачиваем круто на восток в сторону Пясины. Если Тарея не откроется, сядем на базу госпромхоза в Кунгудояре.

Усиливается ветер, самолет бросает из стороны в сторону, бедняга Танкачеев, кажется, чувствует себя неважно, да и все мы устали от долгого полета. Вижу большую реку в крутых обрывистых берегах. Самолет идет на снижение и вскоре качается на заметных волнах. По правому берегу видны какие-то постройки, палатки, балки – здесь, на базе Кунгудояр, где недавно построен специальный мерзлотник для хранения оленьего мяса, живут охотники госпромхоза, в том числе бригада студентов-охотоведов из Иркутского сельскохозяйственного института.

Отстрел оленей уже вовсю. Вся округа завалена «отходами производства» – рогами, копытами, оленьими головами и внутренностями, над базой стоит специфический запах. Мы пьем чай в бригадирском балке вместе с пилотами. Неожиданно прибегает радист, остававшийся в самолете, и кричит:

– Скорее, скорее, Тарея открылась!

Я радостно вскакиваю, но Загибуллин говорит:

– Время полетное кончилось, завтра заберут вашего птичника, какая ему разница.

Самолет с Танкачеевым и Саркиным полетел обратно в Норильск, а я остался в

Кунгудояре. Ребята рассказали мне, что кругом множество песцов, есть и канюки, и гуси, даже краснозобые казарки были, но постепенно их выбили охотники.

…Утром следующего дня, переночевав на Кунгудояре, я встал очень рано, чтобы идти в намеченный поход к Белому озеру. Мне хотелось походить одному, поглядеть на пясинскую тундру и спокойно обдумать сложившуюся ситуацию с заповедником. Кстати, был день моего рождения, а провести его среди природы – для меня всегда истинный праздник.

Чуть ниже Кунгудояра в Пясину впадает небольшая речка Сырута, и я пошел вверх по руслу одного из ее притоков. Склоны оврага были сплошь сложены из мелкого ракушечника. Миллиарды и миллионы различных раковинок – плоских, извитых, ребристых – лежали в этой земле. Попадались и россыпи ракушек, словно специально кем-то приготовленные и сложенные в кучи.

Вскоре я стал встречать знакомых по Логате обитателей тундры. Распластав широкие округлые крылья, парили две пары мохноногих канюков, оглашая округу резкими пронзительными криками. Те же, что и там, бурокрылые ржанки и тулесы, те же чайки и поморники, разве что встречаются они пореже и не видно так часто погибших леммингов. Тундра здесь другого облика, она несколько напоминает ту, какую мы видели в устье Малой Логаты. Здесь больше трав, много осоки, большие участки занимают ерники, обильные мхи и таежные кустарнички, а типичные пятнистые тундры встречаются только по вершинам гряд вместе со щебнистыми участками. Конечно, здесь лучшие кормовые условия для оленей в летний период, поэтому идут сюда самки в период отела. Но ведь не всегда они концентрируются в бассейне Пясины. В тридцатых годах основная масса северных оленей на Таймыре сосредоточивалась в восточной части полуострова. Да и при последних авиаучетах было заметно смещение крупных стад оленей к востоку. Возможно, сказывается истощение пясинских пастбищ. Надо учитывать также, что наши маршруты по Логате проходили в момент максимального продвижения оленей на Север, а сейчас там тоже, наверное, много животных.

Но здесь олени на виду почти непрерывно. Вот передо мной небольшое озеро, возле него не меньше сотни оленей. Я иду наискосок, постепенно приближаясь к животным (обычная уловка охотников). У оленей неважное зрение, поэтому человека с торчащим из-за спины ружьем они нередко принимают за своего сородича. Но все-таки, подпустив к себе шагов на сто, олени насторожились, стали поворачиваться в мою сторону, потом не торопясь пошли прочь. Звери здесь у себя дома, и у них свои заботы.