Заповедное дело Россиию Теория, практика, история

У меня тоже. Я продолжаю мысленно прежние споры, нахожу новые и новые доводы, вспоминаю разные коллизии из практики устройства заповедников, и меня гложет горечь. Наверное, мы сами с Матюшиным отчасти повинны в сложившейся ситуации. Нужно было заранее посвятить норильчан в наши планы, привлечь их к своей работе, вести совместные обследования. Какие все-таки несуразности, какая несогласованность усилий! К тому же, как ни говори, налицо пренебрежение настоящей науки к делу создания заповедника. Нынче на Таймыре работали десятки экспедиций из научных центров, все они изучали те или иные природные объекты, все жалуются на обеднение природных комплексов, на отрицательную роль антропогенных факторов, толкуют о необходимости усиления охраны природы. Когда же коснулось дела – у каждого, оказывается, свои дела, свои заботы, свои сроки и планы. Нет уж, братцы, говорят, давайте-ка управляйтесь с заповедником сами, а мы потом вас послушаем и покритикуем. Наше дело научное – выдвинуть предложения, а кто и как будет их воплощать, смотрите сами. Никому неохота спускаться с теоретических высот на грешную землю, разбираться в реальных возможностях воплощения научных рекомендаций, толковать с теми людьми, от которых зависит решение вопроса. Ведь заповедники-то создаются не ведомствами, не наукой, не учеными. Они организуются в соответствии с установленными порядками органами советской власти.

…В открывшейся впереди обширной низине блеснули холодной синевой еще два озера. Как старых знакомых, вижу гуменников, гребенушек, морянок. Птицы держатся гораздо осторожнее, чем на Логате, и я не могу подойти к ним на выстрел. Ну и не обязательно, с меня хватит пары белых куропаток, которые попадаются чуть не на каждой сотне метров. Молодые уже хорошо летают и ничуть не опасаются человека.

Уже к вечеру, то и дело встречаясь с идущими навстречу стадами оленей, я вышел к берегу огромного озера Белого. Оно показалось мне неприветливым, свинцовым и пустынным. Берега его высокие, всхолмленные и сплошь изборождены недавними оползнями. В жаркие дни августа они буквально «стекли» к урезу воды, настолько давала себя знать термокарстовая эрозия.

На берегу стоит старый балок, возле него разбросаны старые доски и разный хлам. Внутри балка оказалось неуютно, я развел снаружи небольшой костерок и решил отдохнуть здесь. Ночи уже становились заметнее, с каждым днем они удлинялись. Было холодно, чуть примораживало, пришлось спать урывками, греться горячим чаем. На рассвете мимо балка почти непрерывной чередой шли олени, изредка слышались крики гагар и гусиное гоготанье. Когда утром я пошел через тундру в направлении Пясины, ко мне прибился одинокий олененок, по-видимому отставший от стада или потерявший мать. Со своеобразным «хрюканьем» он подбежал ко мне, словно просил защиты в этом неуютном мире. «Чем же я могу помочь тебе, дорогой?» – спросил я у него, но он долго не отставал, все шел следом…

Вот и отстрел оленей на переправах. Дело, конечно, необходимое, но картина забоя, что ни говори, отвратительная. Правильно ли направлять сюда студентов-практикантов? Можно ли сделать так, чтобы избежать напрасной гибели зверей и полностью использовать все, что добыто?

В Кунгудояре во время радиосеанса мне сообщили: «Вам телеграмма от директора лаборатории, срочно возвращаться в Москву. На базу идет наш катер «Гвардеец», выезжайте с ним. Может быть, и вертолет будет завтра». Катер пришел в тот же вечер, и я решил ехать на нем, не ожидая вертолета, чтобы посмотреть саму Пясину.

Ночи стали длиннее, а в темноте плыть по Пясине нельзя. Ночевали, приткнувшись в берег возле устья Якима, а чуть рассвело, поплыли дальше. Погода была пасмурной и прохладной, тундра на глазах становилась все более однообразной и блеклой. Река стала заметно шире, по одному берегу тянулись обрывы с неизменными оползнями, другой берег был низким и песчаным. Начиная с устья реки Средней появились единичные куртины лиственничных стлаников.

Вторую ночь провели возле бывшей фактории «Кресты» – известное место на Пясине, через которое был в свое время путь из Дудинки на Хатангу. Наутро местность резко изменилась, сразу появились лиственничные рощи и редколесья вперемежку с зарослями кустарниковой ольхи. Река сузилась, течение стало быстрым, берега пошли высокие с двух сторон, и вся местность чем-то напомнила мне окрестности Хатанги или даже Эвенкию. Здесь часто через реку переходили вплавь стада диких оленей, не обращая внимания на наш катер, и я бегал по палубе, стараясь сфотографировать животных.

Миновали почти незаметный для постороннего глаза пясинский порог и вышли в озеро. Лиственницы только начинали блекнуть, а ивняк по берегам стоял уже весь желтый… Озеро оказалось мелким и грязным, с огромными нефтяными разводами. Рыбы в нем, как мне объяснили, давно уже нет, хотя в прошлом оно кормило чуть ли не весь город. Катер осторожно пробирался, минуя мели, и наконец вошел в речку Норилку. Ровно в два часа дня мы подошли к Вальку, и я отправился покупать билет на самолет до Москвы.