В павильоне, в сколоченной наспех скорлупке,Онемевшие статуи лоснятся воском;И какое число нежильцам-безголоскам,Столько смерти сгущается в солнечной крупке.И у тел – аромат поминальной лампадки,И в пурпурных нарядов запрядены кокон,Что похож на мундир крутовыйной загадки,Выдающий гордыню любым из волокон.И они на глазах у захожего людаБесконечно вершат, в покаянной работе,И свое злодеянье, и дивное чудо,Что, извергнуто смертью, извергнет из плоти.И купаются в солнце, и пробуют силы —Потому что к житью их изгнали из теми,Богадельню воскресших, любимую всеми,Кто покуда своей не увидел могилы!И когда посетитель встает на пороге,То они оживают от досок просеста —И пугаются дети, и тешатся боги,Коим любо все то, что не вправду, а – вместо.И царица Египта уснула без звука,И стеклянного гроба просторность излишня;На груди ее рана, как страшная вишня,И в ладони букет, а в букете – гадюка.Столько раз ее веко на мир отворится,Сколько раз обслюнявлена ядом гадюки, —Словно это смертей упоенная жрицаК своей гибели тянет привычные руки.Рядом смерть ее вьется, как верная мурка,Что прислушлива к шепотам, под ноги льнуча;И умерших очей в бесконечность зажмурка —Все равно, что для нас – мимолетная туча.Я люблю это тело, в котором застылиЧары ста воскресений и ста усыпален —И еще что-то сверх, чего ведать не в силеДух, что только единожды гибелью свален.Эту руку, что тянется к ласкам гадючьим,И линялого ногтя багрянку могилью;Воздыханье, что собственным сыто беззвучьем,И передние зубы, скверненные пылью.И на сотню чудес размахорено платье,И себя самого вопрошаю что день я,Иль готов это тело усердней ласкать яВ час его умиранья – иль в час воскрешенья?
Два преступника
Приговор они слушали из-за ограды,Из-за стражничьих сабель глухой окоемки —И зевакам бросали безглазые взгляды,Как слепец, что лицом прозирает потемки.Первый, к чувствам своим присмотревшись невеским,Про свиданье с отцом боязливо лопочет;А второй заявляет, что встретиться не с кем.Было с кем – и хотел, но казалось – не хочет.И своя же халупа в осклабе, в ощеркеИх тела навсегда изгоняла за двери;Было каждому пусто по собственной мерке,Словно клетке, откуда ты выпугнул зверя.И пластались их тени подобьем тряпицы;Первый молвил, что губы охотно промочит;А второй заявил, что не хочет напиться.Он хотел, но казалось – что вовсе не хочет.