Запоздавшее возмездие или Русская сага

-- Придется знакомиться на нейтралке, - высокопарно произнес Карп.

Это - Наташенька, моя будущея жена. А это - Николай Терентьевич Кочерыгин, ее дедушка. Познакомьтесь с моей мамой - Видова Клавдия Ивановна.

Подумать только, на полдороге в Остапино появляется Фоменко, не успела добраться до Кочерыгина - он тут как тут! Хорошо это или плохо?

Старикашка изогнулся и неожиданно приложился мокрыми губами к протянутой для рукопожатия ручке женщины. Так неожиданно, что Клавдия вздрогнула и подалась назад.

-- Никогда бы не подумал, что мать жениха Наташеньки такая молодая женщина, - визгливым голосом выдал он прицельный комплимент. - Сестра - да, тетя - может быть, но только не родительница!

Карп засмеялся, девчонка покривилась. Видимо, кавалерский комплимент деда пришелся ей не по вкусу.

Усадив гостей в гостиной, Клавдия опоясалась новым передником и принялась накрывать на стол. Наталья уединилась с Карпом на диване, бесстыдно, не обращая внимание на деда, стала обцеловывать лицо парня.

Кочерыгин садиться не стал - запрыгал по комнате. Покачивая полулысой головой, погладил хрустальную вазу. Будто приценился. Изучил старенький телевизор, осуждающе пожевал губами. И надолго застрял возле комода с портретом комбата.

Неужели узнал своего убитого командира? Клавдия остановилась в дверях, прижала ладонью сердце. Если узнал, значит служили вместе, значит, тогда на поле...

-- Муж? - тихо спросил гость хозяйку. - Бравый мужчина, красивый. Убит или - болезнь?

На остром личике - соболезнующая гримаска. Так притворяться невозможно, дед Натальи - обычный однофамилец красноармейца Кочерыгина.

И все же...

-- Погиб на фронте... Вы тоже воевали?

-- Тогда вся страна сражалась, - с патриотическим пафосом воскликнул Кочерыгин. Выпятил цыплячью грудь, задрал голову. - Могу представиться: старшина первой статьи Северного флота. Медалей не ношу - на груди не помещаются, а носить на пузе - зазорно. Врать не стану, Героя не присвоили, но дружки-приятели считают зря. Потому-что в таких переделках довелось побывать,- приснятся ночью - аж подскакиваешь... Помню высадку десанта...

И полились обильным бурным потоком воспоминания фронтовика. Чего только не намешано! Добрая половина, наверняка, чистейшая фантазия. Вдова не решалась прервать разговорчивого ветерана, уйти не позволяло невесть от кого полученное интеллигентное воспитание.

-- Дедуля, перестань хвалиться - слушать тошно, - оторвалась от жениха Наташка. - Ты мешаешь хозяйке!

-- Простите, ради Бога, старого ворчуна, - повинно склонил блестящую лысину бывший старшина первой статьи. - Я, действительно, разболтался.

Напряженность сменилась слабостью. Укрывшись в кухне, Клавдия в изнеможении опустилась на табуретку. Вторая неудача доконала ее. Даже мелькнула мысль прекратить бесплодные поиски убийцы, положиться на Божье наказание, которое обязательно настигнет нелюдя.

Появилась эта иысль, скользнула в сознании и исчезла. Не оставила ни радости, ни горечи. Вместо нее закружились другие.

Нет, она не отступит! Кто на очереди? Яковлев. Ежели знакомство с ним ничего не даст - останется один Прошка. Орловский Кочерыгин выпал из сознания, будто он - обычное повторение московского...

Г л а в а 21

"... случайно судьба свела меня с бывшим начальником районного уголовного розыска, который обслуживал и деревню Горелково. Сопоставил я его воспоминания с откровениями Марка. Получилась довольно интересная картинка..."

Запись в коричневой тетради.

Когда два мужика сидят в хате, будто в тюремной камере, неизбежно появляется не только антипатия, но и самая настоящая вражда. Федька весельчак, заводила, рубаха-парень, Прохор - молчун, себе на уме, к тому же болезненно завистлив. Короче - антиподы.

Жрали осточертевший самогон, который поставляла им услужливая соседка, закусывали надоевшей селедкой, набившими оскомину солеными огурцами. Готовила еду и убиралась Настька. Казалось, дура-баба, которую пощупать можно - не оттолкнет, не сбежит. Но когда однажды в подпитии Федька исхитрился запустить руку ей под подол - Настька схватила ухват и пообещала лишить инвалида второй ноги.

Особо горевать Семенчук не стал, по его мнению, мужиков после войны стало меньше, чем баб, поэтому они в цене. Пошастал по деревне, заглянул в пустую лавчонку, посудачил с жительницами. Все же нашел.

-- Давай, друг ситный, малость развеемся, - предложил он компаньону. Так можно свихнуться, перегрызть друг другу глотки.

-- Что ты хочешь предложить? Самогон? Так он уже в горло не лезет, обратно прет.

-- Кто только тебя в старшины произвел? - зашептал Федька, опасливо поглядывая в окно, за которым Настька таскала к баньке дрова. - Никакой тебе фантазии. Чем живут настоящие мужики? Водкой и бабами. Первое мы уже прошли, а вот второе не мешает испробовать...

-- Ты уже пытался, - Прохор насмешливо кивнул на ухват. - Надумал повторить?

Семенчук беззаботно отмахнулся. Сегодня он был на удивление миролюбив.