Федька под столом многозначительно толкнул его протезом, поймав вопрошающий взгляд, неприметно кивнул на дверь боковушки. Дескать, там
- твой "станок".
Бабы после первого же стакашка захмелели. Беспричинно смеялись, трясли грудями, бесстыдно прижимались к мужикам. Второй стакан окончательно свалил Феклу. Пошатываясь, крепко ухватившись за партнера, она потащила его в другую комнату.
Через несклько минут оттуда донеслись сладкие крики, скрип лежанки.
Судя по всему, оголодавший инвалид, не теряя времени на подготовку, вторгся в распластаное под ним женское тело и теперь трудолюбиво обрабатывает его.
И опять Прохор - на втором плане! Сюсюкает, тискает коленки и ляжки податливой Серафимы. А вот Семенчук сразу врубился... Быть на втором плане, видеть превосходсво компаньона - обидно до сердечной боли.
Симка еще держалась. О чем-то болтала, хихикала, прижималась, бесстыдно ощупывала мужчину. Будто он курица, готовая снести желанное яичко. Но не последовала примеру товарки, не потащила его на лежанку.
Пришлось Сидякину проявить инициативу.
-- Куда ведет эта дверь?
-- В боковушку. Желаешь поглядеть?
Не отвечая, Прохор поднялся со скамьи. Часто дыша, пошатываясь, баба пошла за ним. В вытянутой руке - лампа с остатками фитиля.
На дощатой лежанке все приготовлено заранее - постелен сенной матрас, в изголовье брошена тощая подушка. Одна на двоих. Одеяло и простынь отсутствуют, они только помешают.
-- Раздевайся, - приказал Сидякин, стаскивая сапоги и расстегивая
брюки. - Покажу... брудершафт.
Симка дунула на лампу, боковушка окунулась в непроглядную темноту. Шуршание, шорох - женщина торопливо сбрасывает с себя одежду. Голый Прошка лег на спину и принялся ожидать, когда к нему прижмется такое же голое женское тело. Схватить Симку, перевернуть на спину, раздвинуть жирные до безобразия ноги...
Именно так он поступил с Галилеей в первую брачную ночь. Костлявая супруга только тихо ойкнула, когда он навалился на нее. Неопытная, глупая. Прохору тогда пришлось малость поучить неумеху бабьему мастерству.
Неужели и Серафиму тоже придется учить нехитрой науке?
Не пришлось. Наверно, боковушка не первого мужика приютила. Но того, что произошло, ему в самом дурном сне не снилось. Симка не прилегла рядом, не обняла мускулистое тело партнера, даже не похихикала - взгромоздилась на него, оседлала, будто скакуна.
Тишину деревенской избы нарушали женские всхлипывания, трудное мужское сопение. Компаньоны, дорвавшись, наконец, до сладкого, трудились на славу.
-- Какой же ты могучий мужик, - громко хвалила партнера Серафима. Явно желая быть услышанной подругой. - Всю, как есть, меня пропорол, бесстыдник этакий. Теперича цельный месяц буду заглядывать... Чегой ты в гипсе? - наконец, она нащупала корсет. - Пораненый на фронте, да?
-- Да, - односложно ответил Сидякин. - Поранен.
-- Не мешает?
-- Ты так оседлала, что корсет - не помеха.
Замолчали. Из другой комнаты отлично слышны голоса второй парочки.
-- Ты, милок, уж не протезом ли работал? - так же громко хвалила Семенчука Фекла. - До чего ж сладко получилось. Давненько не доводилось играть с таким мужичком.
-- А у меня - что на ноге, что в штанах, - так же громко хвастал Семенчук. - Могу - и тем и этим.
После первого раунда парочки вернулись к прерванному застолью. Кавалеры в штанах и нательных рубахах, "дамы" в наспех натянутых длинных юбках, в наброшенных на обнаженные плечи шалях. Зажгли потушенную лампу, устроились на старых местах. На этот раз - без смущенного отмахивания и скромно потупленых глаз. Ласкались к мужикам, подставлялись под ответные ласки.
Под влиянием самогона и поглаживания жирных пальцев соседок и Федька, и Прошка скоро ощутили возвращающееся мужское желание. Бабенки, как водится, повизгивали, в свою очередь теребили мужчин, призывно охали.
Им нравилась процедура подготовки, местные мужики не радовали ласками, сразу наваливались. А эти ведет себя культурно, не охальничают. Если и щщупают, то мужикам так делать положено, такая уж у них "природа".
-- Чего-то я устал, - не переставая обжимать вываленные голые груди партнерши, проинформировал Федька. - Не пора ли отдохнуть?
Фекла с готовностью поднялась из-за стола.
-- Пора, ох, до чего же пора!
Симка пошевелила огромными бедрами, прошлась ладонью от мужского колена до живота.
-- Точно - пора, - пролепетала она.
Погасили лампу, в темноте, придерживаясь за стены и друг за друга, разошлись по комнатам. Окончательно сомлевшая Симка повисла на руках парнера, пришлось доставлять ее в боковушку почти волоком.
В боковушке Сидякин еще раз огладил прильнувшую к нему женщину, взбодрил ее поцелуем-укусом.
-- Я сичас, Прошенька... - бессвязно шептала баба, наваливаясь на кавалера и расстегивая ему пояс на брюках.
-- Свет погаси! - сурово промолвил Прохор. Одно дело пользовать жирную уродину в темноте, совсем другое смотреть на вздувшийся живот, жирные ляжки, обвисшие вялые груди. - Мой черед седлать!