--... Не трусь, старшина, не марай дерьмом трусы, ничего с твоим отпрыском не случится, - Федька будто плдслушал сомнения компаньона. - Я вдолбил в понятливую башку Зайца - только попрошайничество, никаких грабежей. Здесь все будет чисто и гладко. А вот Требухи, честно признаюсь, побаиваюсь. Лейтенант походит на натренированную собаку-ищейку - вцепится, ни за что не разожмет челюстей... Думаю, лягавый уже принюхивается к нашим обмаранным штанам.
-- И что ты собираешься делать? - очнулся от нелегких раздумий Сидякин.
- Прикроем фирму?
-- Сбрендил? Просто ограничим встречи с Зайцем. Встречаться будем не в избе глухой старухи - на свежем воздухе. Скажем, на охоте... Кстати, я будто превидел опасность - послал через верного человека маляву...
-- Так прямо и написал?
Семенчук презрительно оглядел испуганную физиономию компаньона. В который уже раз сожалеюще завздыхал.
-- Малява - житейская, но Заяц поймет - ему не впервой... Пошли в избу. Холодно стало, зима подкатывает. Да и спать зверски хочется. Наверно, старость припожаловала, - пожаловался он, пряча плутовские глаза. - Раньше сыграешь на бабе за ночь пяток "концертов" и никакой тебе усталости, а нынче чуть не доконала меня чертова ведьма. Тружусь, тружусь, а она только охает да подбадривает - быстрей прыгай, фрайер, не вздумай отвалить круглые вырежу... Представляешь боевую обстановку?
Жалобные признания Федьки - бальзам на иссеченную шрамами завистливую душу старшины...
* * *
Утром Сидякина разбудило бодрое постукивание деревяного протеза. Настроение - прескверное. Побаливает голова, в глазах - иллюминация, давит корсет. Надо бы посетить поликлинику, заменить его на новый, но рисоваться в районном центре опасно, а ехать в Москву не хочется.
Мысли о слишком резвом компаньоне и давящем корсете поблуждали по окраине сознания и исчезли. Их место заняли вместительные горшки, замурованные в подвальном тайнике. Заманчиво покачивают крутыми боками, кривятся, показывают драгоценности.
Бесово наваждение!
Сидякин зажмурился и представил себе роскошный особняк, толпу слуг, грудастую, тонкую в талии молоденькую сопостельницу, завистливые взгляды соседей. Совершенно другая жизнь, ради которой не жалко отдать тридцать лет нынешней....
-- Долго собираешься валяться? - открыл дверь Федька. - Или Симка тебя уморила, как меня - Фекла? Одевайся, позавтракаем и поедем на... охоту. Или - на рыбалку, как скажешь.
Настька невежливо отстранила от раскрытой двери веселого инвалида.
-- Что подать на завтрак: гречневую кашку иль яишню?
-- От твоей гречневой кашки уже тошнит, - не угомонился глава
подпольной фирмы. - Давай яишню. Только - на сале, не забудь посыпать
зеленным луком, - выразительно облизнулся он. - Вкуснятина! Как ты.
Поймав далеко не безгрешный взгляд, которым одноногий окинул ее бюст, девка непроизвольно покраснела и поспешила покинуть хозяев. Разыграются облапят, обслюнявят, а она собралась навестить родную деревню, повидаться с женихом. Почует влюбленный комсомольский секретарь запашок другого мужика и отвернется. Прощайте тогда мечты о семье, детишках, собственном хозяйстве.
-- После завтрака поеду к мамане, - об"явила она из кухню.
Сидякин выслушал просьбу служанки об отпуске равнодушно. А вот Семенчук возмутился.
-- В избе - срач, пирогов не напекла, бельишко грязное. А она. видите ли, решила погулять. Никуда не поедешь! Что до жениха - сам женюсь или найду парня.
-- Зря обижаете, - Настькя выжала пару слезинок. - Белье постирано, еды наготовила, полы подтерла. Завтра возвернусь - напеку пирогов.
В конце концов, Федька согласился. А что делать - не крепостное право, свобода, равенство, братство.
В телеге, развалившись на свежем сене, он продолжал негодовать, поливая матюгами неугомонную самогонщицу, дотошного участкового, самовольную Настьку.
Прохор по обыкновению помалкивал. Думал о богатстве, которым придется делиться с придурком. Это казалось ему верхом несправедливости. В голове постепенно вызревало решение избавиться от соперника.
По странной ассоциации вспомнилось лето сорок третьего, проселочная дорога, неожиданный налет мессеров. Прохор физически ощутил подрагивающий в руках автомат, очереди, которые тот выплевывал, разрывы бомб. Ему казалось, что тогда ему не удалось удержать сбесивщийся ППШ, ствол чуть отклонился в сторону стоящего в полный рост комбата и...
Бывший старшина не знал - убил ли он Семку или ему только кажется, что прострочил очередью широкую грудь друга детства? Хотелось бы чтоб казалось.
А вот сейчас - другая ситуация. Не использовать предоставленную судьбой возможность - глупо. Приз задуманного - безбедная жизнь до гробовой доски. Моральная сторона его не тревожит.
В конце концов Сидякин уверился в правильности принятого решения. Оно, это решение, еще больше окрепло после встречи с Зайцем.