-- Стыдно когда не видно, - хрипло рассмеялась женщина. - Знаем, как мужики моются - сбрызнутся водичкой, разотрут грязь - все. Нет, мальчишечка, не получится, отмою тебя, обработаю мочалкой, человеком станешь.... А кого тебе здесь стыдиться? - недоуменно оглядела она коморку. - Дверь - на запоре, подглядывателей нетути, Желток ушел вместе с Хмырем. Я - не в счет... Быстро скидывай рубаху, портки!
Марк нерешительно стянул рванную рубаху, сбросил брюки и остался в одних трусах. Стоял худющий, сгорбившись, переступая с ноги на ногу, исподлобья отслеживая малейшее движение "любительницы малолеток".
-- Трусы! - потребовала Райка. Не дождавшись выполнения, озлобленно закричала. - Ах, ты, антиллегент дерьмовый!
С такой силой дернула за выцветшие "семейные" трусы, что резинка лопнула и они спали к ногам. Доходяга поспешно закрыл ладонями стыдное место. Он почувствовал волнение, все в нем напряглось.
Вездеход оглядела с головы до ног стыдливого мальчонку. Неожиданно отвернулась и... жарко покраснела. Изуродовавший ее лицо шрам набух и зарделся багрянцем. Будто закровоточил.
Скажи тому же Желтку, что дерзкая, не признающая запретных тем, матерщиная баба способна краснеть - на смех поднимет, разнесет по подвалу весть о брехливом интеллигентишке.
Доходяга тоже удивился. Неожиданная стыдливость второй маманьки, как Райка с гордостью себя величала, никак не стыковались с мерзкими рассказами Желтка. По мнению Марка, "бешенные бабы" - откровенны и бесстыжи. А эта отвела взгляд, покраснела...
-- Ну чего растопырился? - хрипло промолвила Вездеход. Кажется, она злится на себя за неприсущее ей смущение. - Становись в лохань да повернись ко мне спиной. Чай не мужикам показуешься - бабе. Стыдобушка!
Доходяга торопливо отвернулся.
Райка окатила его теплой водой и принялась намыливать голову, спину.
-- Наклонись, неумеха, - командовала она. - Подними праву рученьку, инвалидик... Теперича левую... Вот так, молоток парень... Наклонись, спинку потру...
Закончив обработку туловища, Вездеход сунула подопечному обмылок и мочалку.
-- Остальное домывай сам. Мне недосуг. Токо, гляди, без оммана, штоб чисто было. Возвернусь - проверю!
Конечно, "проверять" Райка не будет, подумал Марк, когда банщица вышла из каморки, кажется, она стыдится не меньше его, может быть даже больше. Смущается, краснеет. Но на всякий случай придется постараться. Он с такой силой растирал костлявое тело жесткой мочалкой, что, казалось, вот-вот протрет кожу и доберется до костей. Наконец, выбрался из лохани и присел на топчан.
-- Готов? - спросила из-за двери наставница. - Тады надевай.
В приоткрытую дверь влетели отремонтированные трусы. Доходяга поймал их на лету, поспешно натянул на мокрое тело, накинул на плечи рубашку.
Дверь каморки открылась и вошла Райка. Неужели подглядывала в какую-нибудь щелку, подумал Марк и поежился. Если верить Желтку набросится на малолетка, не отбиться, не позвать на помощь.
Не набросилась - остановилась посредине каморки, подбоченилась, окинула оценивающим взглядом покрасневшую кожу парня, удовлетворенно кивнула.
-- Молоток, милый, чую - всю грязину смыл... После баньки настоящие мужики принимают. Водку я не уважаю и тебе не советую, а вот малость винца не помешает. Не для веселья, ради здоровья. Закусишь конфетками - для тебя расстаралась.
Последний раз Марку довелось пробовать спиртное на дне рождения матери. Тоже - сладкое, крепленное вино. Всего полстакана. Закружилась голова, закачался. Если бы мать не подхватила - упал бы.
Удивительно, но сейчас, выпив три четверти стакана, Доходяга не упал и не закачался. Наоборот, его охватило приятное чувство легкости.
-- А теперича ложись.
Райка расправила на топчане смятое одеяльце, взбодрила тощую подушку. Приглашающе похлопала по ней ладонью.
-- А вы?
Выканье у нищих воспринимается злой шуткой, но Марк никак не может привыкнуть к новым обычаям и обрядам. Сказать взрослой женщине "ты" не поворачивается язык.
Райка не высмеяла, сделала вид - не заметила. Походила по каморке, ломая тонкие пальцы. Наконец, решилась.
-- Я тут подглядела... ну, когда трусы свалились... Не специально
- случайно... Вовсе ты не пацан - стоящий мужик, тебе уже баба требуется... Спать мне с мужиком опасно - вдруг взбесишься, поентому поменяемся местами: я - на тюфячок Хмыря, он - рядышком с тобой на топчане. Токо не вини себя - нет твоей вины, природа-матушка старается. Вот подрастешь малость, войдешь в разум - тады можа перерешу.
Марк не стал винить ни себя, ни Вездехода. Без спора забрался на топчан, укрылся прохудившимся одеяльцем. Долго не мог уснуть - перебирал в памяти события сегодняшнего вечера. Вторично его назвали "стоящим мужиком".
Возвратившийся во втором часу ночи Хмырь не стал распрашивать отчего да почему - забрался на топчан, повернулся спиной к Доходяге и сладко заснул. А вот Вездеход до утра проворочалась на жестком матраце. Что до Марка - он находился в каком-то полудреме, то проваливался в сон, то выбирался из него...