Запоздавшее возмездие или Русская сага

В нескольких километрах от районого центра Семенчук потряс немого за плечо. Когда тот недоуменно обернулся, показал ему на проселочную дорогу с грязными лужами. Возница отрицательно потряс лохмами. Показанный кулак не произвел на него впечатления. Кивнул на лежащую в передке узловатую дубинку. Не поеду и - все тут! Тогда Федька матерно выругался и показал упрямому парню нож с наборной рукояткой.

Последний аргумент подействовал - возница испугался и подчинился.

В пяти верстах от большака - небольшое озеро с непуганными утками и безбоязненно плескающейся рыбой. Местные жители обходили озеро стороной, назвали его Бесовым провалом. Только отважные пацаны, тайком от родителей удили здесь рыбу.

Вот и на этот раз у самой кромки воды устроился худой, узкоплечий рыбак. Не пацан и не взрослый мужик - нечто среднее. Сидит, закатав по колени брючины и не сводит ожидающего взгляда с поплавком.

Пригляделся Прохор. Так и есть - Заяц.

Телега остановилась рядом с рыбаком. Семенчук жестом приказал ожидать. Напуганный возница утвердительно замотал головой. Спрыгнул на землю, заботливо подвесил на лошадинную морду торбу с зерном, принялся с любопытством смотреть на поплавки. Сам рыбак, похоже, его не интересует.

Компаньоны присели на валяющиеся чурбаки.

-- Как успехи? - тихо спросил Федька. - Привез?

-- Конечное дело, - тихо отрапортовал старший надсмотрщик. - И еще, опасливо покосившись на Сидякина, вытащил из-за пазухи тугой сверток. Подарочек от Желтка.

Глава фирмы торопливо спрятал сверток во внутренний карман куртки. Успокоил Заяца.

-- Сидякина не бойся, он - в деле.

Значит, в свертке - очередная партия драгоценностей! Горшки постепенно пополняются, как бы к двум не пришлось присоединить третий. Целая сокровищница! Ожидать и дмальше опасно, задуманное нужно воплотить в жизнь как можно быстрей. Но как и где осуществить... ликвидацию компаньона?

Старшина задумался. Стрелять? Не годится, лягавые сразу заподозрят товарища убитого, бросятся искать пистолет. Подсыпать в питье яд? Отличная мысль, но где его возьмешь? В аптеке - провизор запомнит покупателя, а на аптеку сыскари обязательно выйдут после вскрытия.

Остается - нож. В бытность командира разведвзвода Сидякин не раз доводилось во время рейдов по тылам противника снимать часовых или убирать захваченный и допрошенных солдат и офицеров вермахта. Навострился, набил руку.

Где заколоть Семенчука - тоже ясно. Только не в своей избе - лягавые мигом повяжут и компаньона убитого и его служанку-домработницу. Настька молчать не станет - по бабскому обычаю развяжет бойкий язычек и наговорит что знает и о чем догадывается.

Лучше всего - в избе самогонщицы во время очередного разговления. Разнеженный, ублаготворенный самогоном и бабьими ласками, Федька потеряет всегдашнюю настороженность, рассупонится. Выждать, когда Фекла пошлепает в сени к помойному ведру опрастываться и - ножиком по горлу. Или - под ребро.

Нет, не получится, порушил готовый уже план убийства старшина, баба поднимет такой крик и вой - полдеревни сбежится. Убивать и ее - не хочется, слишком много кровушки. Куда лучше подставить Феклу в качестве убийцы...

--... не штормуй, Заяц, не гони волну - фрайернешься. Продумай все

до мелочевки, потом уже пошли Желтка с двумя-тремя помощничками.

Постарайтесь обойтись без крови - оглушите, свяжите... Тебя учить только портить, сам все знаешь-понимаешь, - доброжелательно рассмеялся Федька, фиксируя подозрительным взглядом задумчивого товарища. О чем он думает, что решает, почему не учавствует в деловой беседе?

Затевается очередной грабеж, равнодушно подумал Сидякин, отложив составление нового плана на вечер. Через неделю - прибавка в горшки. Семь дней ничего не решают - можно подождать...

Г л а в а 22

"... во время очередного посещения Марк снова возвратился к неоднократно выдаваемой теме - первому аресту, первой ходке на зону. Кажется, пытался сам понять и разобраться - почему это произошло, кто повинен?..."

Из коричневой тетради.

Марку казалось, что прежней жизни у него не было - она приснилась. Заботливую мать вспоминал со слезами, отца - со злым ожесточением. Еще бы не с ожесточением - старшина продал сына, да, да, именно продал! И это называется отец?

Постепенно и слезы и злость улеглись, перестали донимать. Казалось, что живет он в вонючем, пропахшем нечистотами и нищетой, подвале с самого рождения. Вначале дни и ночи тянулись унылой чередой, потом они ускорили ход, помчались наперегонки. Незаметно прошло полгода, потом - год.

Странно, но хилый, болезненный подросток окреп, перестал спотыкаться и качаться. Конечно, не потолстел - на черняшке с сельдью не разгонишься, но силенок прибавилось. Даже заикаться стал пореже, только когда разволнуется.

Жили они втроем, так называемой, "семьей": Доходяга, Хмырь и Вездеход. Спали на привычных местах: Хмырь - на полу, разложив на газетах тощий матрац, Вездеход и Доходяга - на топчане. Завтракали и ужинали в своем закутке, гордо именуемом "комнатой". Обедать не доводилось - "работа" держали в напряжении.