Привалив плиту, для большей надежности прикатили к ней кадушки с соленьями, на них взвалили разную хурду-мурду. Выбрались на волю. Во время
- по огородной тропке спешила Настька, за ней, переваливаясь с боку на бок - Ефимка.
-- Все, мужики, берите бельишко и бегите в баньку. Знатно мы с малышом натопили ее!
В крохотной раздевалке Семенчук, по прежнему балагуря, скинул исподнее, затолкал его в специально поставленную корзину. Придерживаясь за стены, запрыгал на одной ноге в парилку.
-- Молоток наша девка, знает, как угодить мужикам. Оженился бы, дак
ведь не согласится - стар для нее... Пошли, Прошка, разоблачу тебя.
Слава Богу, не так давно врачи сняли с паралитика гипсовый корсет, заменили его на новое свое изобетение - матерчатый, жесткий, на пуговичках. Сидякин вспомнил сколько неприятностей доставил ему гипс
- толком не помыться, даже на унитаз так просто не сядешь, приходится примащиваться.
В жаркой парилке он улегся на полок. Федька сноровисто расстегнул пуговицы, осторожно выташил из-под старшины корсет. Плеснул на каменку кружку кваса, натянул специальные рукавички, схватил два веника и, угрожающе ощерясь, принялся охлестывать Прохора. Прыгал возле полка и хлестал, хлестал.
В звключении окатил компаньона из шайки и принялся за себя. Хлестался и болтал, болтал и хлестался. В основном на тему будущего житья, когда он оженится на сисястой бабе и примется изготавливать наследников.
Посчитав мытье завершенным, притащил корсет и застегнул его на безвольно лежащем дружане. В раздевалке натянули чистое исподнее и весело болтая направились к избе.
-- Полегчало после парилки?
-- Малость полегчало, - болезненно поморщился Сидякин, ощупывая низ корсета. - Но не до конца... Знаешь, что, Федька, к бабам пойдешь один, я
- в поликлинику к докторам.
-- В город?
-- Нет, больному в город ехать несподручно, вдруг в дороге что-нибудь сместится. Лучше подамся в Натальино. Там, говорят, новый неврапатолог, знающий мужик. А ты отметься у баб, мало будет Феклы разрешаю потребить Симку. Ох и зла же баба на любовь - двоих осидит, в пот вгонит.
-- Одному как-то несподручно, - заколебался Семенчук. - Может, в поликлинику наведаешься в другой раз?
-- Честно признаюсь - боюсь. В госпитале предупредили: с позвоночником лучше не шутить. Выйдет себе дороже.
-- Ну, ежели так, двигай. Постараюсь один справиться...
После сытного обеда Сидякин натянул новые брюки, светлозеленую рубашку, поверх - легкую куртку. И зашагал по обочине дороги. Автобуса дожидаться - не резон, скорее пехом доберешься.
Натальино - большая деревня, раскинувшаяся по обоим берегам бойкой речушки. С собственной больницей и поликлиникой, даже с Домом колхозника одноэтажным приземистым зданием с выцветшим флагом над крыльцом. Именно больничка и "гостиница" больше всего интересовала Прохора.
И еще одно достоинство - прошагать десяток верст в одну сторону и столько же - в обратную даже паралитику под силу.
Проверился по полной программе: терапевт, хирург, неврапатолог. Каждый из врачей не только осмотрел пациента - выслушал многословную исповедь о ранениях, полученных при защите Родины, о госпиталях, в которых пришлось лежать, о наградах и поощрениях.
После осмотров Прохор долго беседовал с сестрой в регистратуре. Отвешивал неуклюжие комплименты, смеялся, шутил. Короче, всячески отмечался. Если лягавые что-либо заподозрят, обязательно выйдут на медицину.
К вечеру зашел в Дом колхозника.
-- Тут такая проблема, - извинительно начал он, позвякивая орденами
и медалями. - Приболел малость, врачи приписали постельный режим, а
добираться домой, глядя на ночь, побаиваюсь. Ежели есть свободная комната,
переночую, утром уеду на автобусе.
Отказать ветерану, инвалиду войны, дежурной администраторше даже в голову не пришло. В захудалом общежитии нашлась отдельная угловая комната.
С аппетитом поуинав стаканом сметаны и двумя яйцами в смятку, Прохор улегся на скрипучую кровать, мысленно приказал себе подняться ровно в половине двенадцатого и безмятежно захрапел.
В половине двенадцатого проснулся. Осторожно открыв окно, вылез наружу и, таясь в зарослях кустарников, зашагал в Горелково. От недавних сомнений не осталось следа - старшина напоминал туго натянутую пружину.
Около часа ночи он остановился возле избы самогонщицы. Оглядел темные окна, прикрытую, но, кажется, незапертую, входную дверь. Проверил небольшой электрический фонарик с приклеенной нашлепкой, оставляющей узкую щель. Все в порядке, работает. Ощупал за поясом острую финку, сохранившуюся еще с войны. Наточена на славу, не подведет. Натянул перчатки, на башмаки матерчатые тапки.
Подсвечивая фонариком, Прохор заглянул в боковушку. Симка храпела во все завертки, голые груди свисают двумя полупустыми мешками, богатырские ноги разбросаны. Интересно, сама уснула или Федька "убаюкал"?
В горнице - разворошенный праздничный стол. На полу валяется пустая бутылка, из горлышка еще капают остатки ядовитого самогона.