Сидякин согласно улыбался одним, хмуро отмахивался от страшных прогнозов других. А сам думал, думал. Из головы не выходил восторженный шепот Семенчука, его заманчивые предложения. Федька уже выписался из госпиталя и носа не кажет, баламут. Неужели забыл о паралитике, нашел себе более здорового и удачливого компаньона?
Галилея Борисовна навещает мужа через день. Непременно с Марком, выступающим в качестве своеобразного щита, разделяющего отца и мать. Или соединяющего их? Придет, выложит на прикроватную тумбочку очередную порцию осточертевших яблок, поставит бутылку молока, которым Прохор после ее ухода угощает сопалатников. И молчит, глядя на старшину испуганными и молящими глазами. Она чувствует отношение к себе мужа, но надеется на время и мужскую "потребность". Не пользует же паралитик сестер и санитарок, кому он нужен, кусок мяса?
-- У тебя что, других забот нет? - скрипел зубами Сидякин. - Возьми
еще одну работу. Не могу глядеть на тебя - тошнит. И убери с глаз моих
своего недоноска!
-- Успокойся, Прошенька, тебе нельзя волноваться, вредно, - шептала Галилея, пугливо поглядывая на пустующие соседние койки, только одна из которых занята спящим танкистом. - Какой Маркунчик недоносок, зачем ты так, он - наш с тобой родненький сынишка. А что худой - не страшно, с годами выправится, войдет в мужицкую силу. И ты - тоже войдешь, - Галилея осторожно погладила безвольно лежащую поверх простыни мужскую руку. Прохор дернулся, будто его пронзил электрический разряд. - Вот выпишешься - поедем в Талдом к моим родителям, там - целебный воздух, быстро встанешь на ножки...
Сидякин рычал, шипел, но ничего не мог поделать - выбросить уродину
из палаты не было сил. Он окончательно решил развестись с ней, поселиться
в доме Семенчука, начать новую жизнь. Но сказать об этом не решался
утихомиривал его страдающий, будто у побитой собаки, взгляд сына.
И все же неприязнь к женщине постепенно переходила в ненависть.
Однажды, когда Прохор решился, под надзором дежурной медсестры, прогуляться по коридору, решение порвать с женой не только окрепло, но обрело реальные черты. Может быть, потому, что парализованный уверился, наконец, в скором своем выздоровлении, когда ему не будут нужны женские заботы. А по части готовки и уборки, стирки и прочих домашних дел можно нанять какую-нибудь старушку.
-- Вы только не торопитесь, - заботливо советовала сестричка.
-- Учи ученого, воробышек, - самоуверенно отвечал Сидякин, стараясь
не опираться на полудетское плечико. - Вот добредем до конца коридора и
- в палату. Тогда и отдохну. Ничего, вернется в ноги силушка, обязательно вернется! Жаль только нельзя содрать с себя черепаший панцырь...
Именно в это время из лифта вышла, как всегда с сыном, Галилея. Ну, и парочка, поморщился Сидякин, завидев их: плоская, перекрашенная полубаба и теберкулезник. И это называется "семьей"?
-- Прошенька! - манерно всплеснула ручками-тростинками женщина. - Ты
уже ходишь? Сегодня же напишу мамочке, пусть готовится к приему зятя.
-- Никаких мамочек, никаких зятьев! - не удержался Прохор,
покачнувшись и ухватившись за плечо медсестры. - Линяй отсюда, ведьма,
пока не врезал тебе промеж глаз. Все равно не буду с тобой жить, не
надейся! К проституткам стану ходить, а на тебя, доску неструганную, не
полезу! Как только выпишусь из госпиталя - развод! Понятно, стерва?
Из палат выглядывают любопытные, недавно пустой коридор заполнился веселящимися солдатами и офицерами. Неожиданный семейный скандал для них
- желанное развлечение. На подобии шефского концерта.
-- Больной, успокойтесь... Разве можно так, - округлив глазенки, растерянно шептала медсестра. - Ведь это - ваша жена, она о вас заботится...
-- Никаких жен, никаких забот! - окончательно взбесился Сидякин.
Пусть проваливает! Холостой я, понимаешь, сестра, холостой! Хочешь, на тебе женюсь, настоящего пацана заделаю, не чета невесть с кем прижитому Галкой туберкулезнику? Скажи, хочешь?
-- Успокойтесь...
Медсестра беспомощно огляделась. Паралитика била дрожь, зубы выстукивали барабаную дробь, он шатался, ухватившись одной рукой за плечико девушки, второй - за шкафчик противопожарного крана, широко раскрытым ртом глотал воздух.
-- Помогите, пожалуйста, - неизвестно кого попросила медсестра.
Раненные смеялись и зубоскалили, но не пытались помочь инвалиду. Да и что они могли сделать - безногие, безрукие, полуслепые, впору им самим помогать.
Прибежал врач, следом один из выздоравливающих - крепкий еще мужичок, помогающий санитаркам убираться. Вместе они подхватили шатающегося старшину, почти унесли его в палату. Успокаивающий укол практически мгновенно усыпил его.
Галилея вместе с сыном скрылась в кабине лифта.