Запоздавшее возмездие или Русская сага

Какая женщина простит мужу истерические выкрики и злые оскорбления? А вот Галилея простила. Но приходить в отделение, подставляться под насмешливые, любопытные взгляды мужиков не решалась. Вместо этого зачастила к внимательному главврачу, плакала, жаловалась на свою судьбу, просила вылечить мужа - не только его поврежденный позвоночник, но и страдающую психику. Полковник сочувственно кивал, обещал провести соответствующую экспертизу, назначить курс лечения.

Но сочувствовал он не Галилее - Сидякину. Ибо в жалобных всхлипываниях женщины чувствовалось притворство, желание опорочить парализованного супруга, заставить наивного полковника поверить в женские страдания и мужскую безжалостность. Иначе, зачем бы она таскала с собой прозрачного сына, выставляла его в виде доказательства своей непорочности и верности?

* * *

Через три месяца в госпитале, наконец, появился Семенчук. Радостный, возбужденный, пришкандыбал на изготовленном в России протезе. В это время Сидякин прогуливался по коридору. Без страхующей медсестры, но - с палочкой. Бодро постукивая ею по линолеумному полу, он довольно бодро передвигался на негнущихся ногах. Увидев шагающего паралитика, Федька всплеснул руками, радостно засмеялся.

-- Ну, ты и даешь, старшина! Значит, заработали ходули? А как с гипсом

- все еще носишь чертов корсет?

-- Ношу, - пожимая мозолистой рукой вялую, узкую ладонь друга,

признался Сидякин. - Доктора говорят, что носить его придется до самого

деревянного бушлата. Ничего, привык... Обещают через пару месяцев

выписать. Вот и тренируюсь... А у тебя как дела?

Семенчук огляделся. В коридоре, будто на проспекте Горького, народу

- тьма-тьмущая. Больные смеются, травят анекдоты, вспоминают фронтовые денечки. Торопливо и важно, с озабоченным видом, проходят доктора и медсестры. Из столовой слышно позвякивание посуды и смех подавальщиц.

-- Где бы нам поговорить? Разговор не для чужих ушей, а в коридоре будто на театральной сцене.

Действительно, где укрыться, растерянно подумал Сидякин: в курилке не протолкнешься, в палате соседи, небось, уже насторожили антенны ушей, в комнате отдыха ходячие сражаются в козла, их окружают азартные зрители...

-- Давай выберемся на лестничную площадку? - предложил он. - Там не так многолюдно.

Лестничная площадка служит обычно для перекуров больных, которым врачи запретили курить. Таких в отделении немного. Вот и сейчас мужик с перевязанной грудью, настороженно оглядывая пролет лестницы и стекляные двери, ведущие в отделения, торопливо глотает дым самокрутки.

-- Исчезни, браток, - тоже оглядываясь, посоветовал Федька. - Там какая-то комиссия шастает, как бы тебя не засекли.

Загасив недокуренный окурок о подошву больничных тапочек, для проверки покашляв, солдат покинул площадку.

-- Какая комиссия? - недоуменно спросил Прохор. - Что ты наплел страдальцу?

-- А как иначе его выкуришь? Он, небось, все палаты, где лежат друзья-туберкулезники оббежит, расскажет про "комиссию"... Теперь хоть поговорить спокойно можно - никто не появится.

-- Ну и хват же ты! - с непросыхающей завистью удивился старшина.

Верю теперь - все получится, как задумали.

-- Еще бы не получится! Пока ты бока отлеживал и с сестрицами

баловался, я развернулся. Сейчас на нас с тобой работает полсотни нищих

инвалидов. Представляешь?

-- Представляю. Вот только чем ты эту братию держишь в подчинении?

Какой им резон делиться с тобой своими доходами? Почему они не разбежались или не посадили тебя на перо?

Федька огорченно вздохнул. На подобии паровоза, выпускающего лишний пар. Замотал кудлатой башкой.

-- Ну, что ты за глупец, старшина? За что тебя в армии такое звание привесили? Простых вещей не понимаешь. Напряги извилины, постарайся понять. Чем умелые и ловкие дельцы держат подчиненных? Двумя способами - большими деньгами или страхом. Как ты правильно заметил, нищих деньгами не удержать, тем более, когда эти деньги они сами зарабатывают. Остается страх. Самое древнее и самое верное средство. Остановка за малым - кулаками и ногами: ежедневно оббегать рабов и следить за их успехами, нерадивых и самовольных - по зубам. А у меня, как ты знаешь - ни первого, ни второго. Что я должен был, по твоему предпринять?

Семенчук в ожидании ответа пытливо, с гордостью первооткрывателя, смотрел на собеседника. Он так и лучился сознанием превосходства, ожиданием завистливой похвалы.

-- Черт его знает, - развел руками Сидякин. - Мне еще не доводилось бывать в таких переделках...

-- Доведется, - обещающе кивнул Федька. - Бросился я искать "надзирателей". Сначала нашел трех накачанных парней. Пообещал им министерскую зарплату. Один отказался - хлопотно, дескать, имеются другие способы заработать на краюху хлеба и вагон масла. Двое согласились и через месячишко привели еще пятерых кандидатов. Великолепная семерка, правда?

И снова остановился в ожидании желанной похвалы. Не дождался и разочарованно вздохнул.

-- А твоя "великолепная семерка" не обманет? Соберут с нищих оброк и добрую половину присвоят.

-- Не присвоят! Потому-что работает, опять же, страх. Я им пообещал