- Моя - дальше, за ней. Тебя разместим по царски - на мансарде. Там две комнаты с балкончиком. Дубовая широченная кровать, старенький книжный шкафчик - конечное дело, без книг, стол для занятий. Даже приемник трофейный имеется, Телефункеном прозывается. Спрашивается, какого рожна еще требуется, на кой ляд нам жариться-париться в московких многоэтажках?
Брешешь, браток, подумал Сидякин, не чистый воздух и не другие деревенские блага тебя прельщают, здесь безопасно общаться с "надзирателями", укрываться от лягавых. Но вслух - ни слова.
-- Настька! - заорал на весь дом Семенячук. - Где ты, бездельница?
Пора подкормить болящего, укрепить израсходованные в госпитале силенки.
-- Милости прошу к столу, - так же громко откликнулась домработница. У меня все готово!
Все - это наваристые щи, жаренная картоха с мясом, на закуску - разные соленья. Большими ломтями нарезанный пахучий хлеб сложен в
деревяное блюдо. В центре стола - четверть непременнго в любом застолье
деревенского самогона. Ешь - не хочу, пей - до дна. Девица не села за
стол с мужиками - скрестив под немалой грудью пухлые руки, прислонилась
к теплой печи, подстерегала малейшее движение обедающих хозяев.
-- Присаживайся с нами, - вежливо пригласил Сидякин. - Раздели
компанию.
-- Я уже поснедала. Накушаетесь, подам пирожком с капустой и чаек.
После сытного обеда разбалованного госпитальным лежанием Сидякина потянуло на сон. Так потянуло, что хоть подпорки под веки подставляй. Чай он пить не стал, пробу румяных пирожков отложил на ужин, потянулся и потопал по деревянной лестнице в мансарду.
-- Решил жирок завязать, соня? - прокричал вслед ему Семенчук. Давай, поспи, а проснешься - побродим по бережкку речки, оглядим окрестности...
Так и повелось: завтрак - прогулка, обед - сон, вечер - опять же прогулка, только подлинней. О деле - ни слова, будто фирмы нищих обоим друзьям приснилась.
Только на третий день появилось нечто новое. Семенчук, отодвинув опорожненную тарелку с творогом, обильно политым сметаной, хитро подмигнул старшине.
-- Не забыл, друже, что нам сегодня нужно посетить поликлинику?
Говорил громко, похоже странная новость предназначена не Сидякину Настьке и, возможно, подслушивающим под открытым окном, пацанам.
-- Зачем? - не поняв, удивился Прохор. - Я еще от госпитальных месяцев не отошел - по ночам снятся. Задница, исколотая сестрами, не просохла.
-- И все же придется поехать, - усиленно заморгал обоими глазами
Федька. - Тебе что говорено медиками? Каждую неделю показываться тому
же неврапатологу. Гипс снять, заменить чем-нибудь другим. Я уже транспорт
заказал - вон, стоит у калитки.
Наконец, старшина понял, что речь идет не только о визите в поликлинику. Понимающе подмигнул и выглянул в окно. Заодно шуганул двух сидящих на завалинке ребятишек. Действительно, за старым забором стоит телега, набитая сеном, лошадь меланхолично щиплет траву, пацан-возница нетерпеливо поглядывает на крыльцо.
-- Поехали, коли так. Погоди только - переоденусь?
-- А это еще зачем? На бал собираешься или - к любовнице? Здесь гимнастерка и галифе - лучший наряд. А ежели прицепишь орденские планки все бабы сбегутся.
Орденские планки старшина вывешивать не стал, ограничился чисткой порыжевших сапог да подшивкой к воротнику гимнастерки свежего подворотничка.
Когда компаньоны развалились на пахучем сене, Семенчук хлопнул по спине возницу и махнул рукой. Тот подстегнул лошадь.
-- Недогадлив ты, старшина, прямо беда. Мигал, мигал, мигалки устали, а он - ни в какую. Что же прикажешь мне встречаться с парнями в деревне? Извини-подвинься, на такое не способен, мигом известят того же участкового: москвич о чем-то толковал с незнакомыми мужиками. Вот и придется нам с тобой каждую неделю глотать пылюку. В районе же меня никто не знает, я там снял комнатенку у одной бабки. Специально для встреч с "надсмотрщиками"...
Сидякин выразительно ткнул пальцем на безмятежного возницу, показал компаньону увесистый кулак. Тот расхохотался.
-- Так Петруня же глухой! Зря что ли я его выбрал? С детства - ни уха, ни рыла. Кстати, районная бабуся тоже ни хрена не слышит. Так что не трусь, старшина, говори во весь голос.
Сидякин успокоился. Для проверки громко позвал пацана, тот не отреагировал - покачивается в передке да помахивает над лошадиной спиной обгрызанным кнутом. Действительно, глухой.
-- Все семеро к бабке жалуют?
-- Зачем все - старший. Кличка - Заяц. Суровый парняга, чуть что не по нему - кулаками доказывает... Давай, дружище, малость подремлем, что-то меня развезло.
Откинул голову на сено, отвернулся и сразу захрапел. Сидякин долго еще размышлял о странной своей судьбине, вспоминал первый опыт с продажей разворотливому сельчанину красноармейских штанов и гимнастерок. Тогда сошло, сойдет ли на этот раз более крупная афера с нищими? В конце концов, уснул.
Глухой возница растолкал их с Федькой часа через полтора, Телега стоит перед развалюхой, вокруг - ни единной живой души. Парнишка что-то мычал, показывал на ползущие от горизонта черно-серые тучи. Назревал ливень.