Запрещенная Таня

— Танюша, — Зина протиснула в нетопленную комнату, в которой Татьяна сидела в куцем пальто и пуховой шале. Зина тяжко ухнула пере сестрой большим мешком обещавшим сытый вечер и сказала, уткнувшись в щеку сестры:

— Рада, что застала тебя живой. Танька, живой. Вас живыми.

— Мама сказала?

— Конечно, а кто еще.

С носа Зины закапали слезы.

Татьяна не плакала, наверное, не было сил.

Сестра аккуратно, но деловито закрыла дверь, а потом разложила перед Татьяной прихваченный морозом бабушкин пирог из серого теста и порезанную колечка, заранее порезанную еще в Москве колбасу.

— Ты знаешь, — сказала Зина, глядя, как Татьяна медленно пережевывает ставший по — военному серым пирог бабушки, — я записалась в ополчение. Нет — она осторожно подняла руку увидев настороженный взгляд сестры, — я не с ума сошла. Не в то ополчение, которое бегает с винтовками по оврагам и ловит зайцев. В московском ополчении были должности по доставке продовольствия. Что-то вроде экспедитора или коммивояжера. Вот я и пошла. Думала, что все лучше, чем сидеть мешком на месте. А тут мама говорит — Таня там в Ленинграде и надо ее вызволять. Ты такая молодец, что позвонила.

Татьяна кивнула.

Зина подула на руки и осмотрела кабинет, он был холодный и ей не нравился:

— После твоего звонка, я разузнала в нашем ополчении и что и как. Оказалось, что наши патриоты не особенно горят желанием ехать из столицы. Есть несколько командировок в Ленинград, а они ни в какую. Говорят и далеко и муторно, и трястись на этих машинах. Проехал сотню километров, и кишки на ушах висят. Я сама и предложила.

Татьяна осторожно прожевала кусочек колбасы и посмотрела на младшую сестру, которая стала такой взрослой.

— Ты ешь, Таня, — поймала ее взгляд Зина, — нас как-никак да кормили в дороге. А у вас с этим совсем плохо?

— Совсем, — кивнула Татьяна.

— Ну вот. О чем я, — Зина задумалась, — решила я значит, что еду. А тут мама как уперлась. Говорит: не пущу. Там не пойми, что и не пойми где. Давай продукты передадим. А она как-нибудь сама к нам выберется, девка она башковитая все сможет. И в слезы. Совсем ее эта война погубит. Я ей тогда сказала — если не мы то кто? Может, подожжем оказии, пока она там не замерзла. Согласилась тогда мама. Вменяла кое-каких продуктов. Ты не думай у нас не намного все лучше, чем у вас, но что-то есть. В основном о, что везут из деревень или через закрытые столовки идет. Собрала меня и отправилась я.

Зина засмеялась и похлопала себя по полам полушубка. Татьяна давно не слышала смеха.

— Мне это выдали в штабе ополчения, — сообщила Зина, которая все же согрелась в мерзлом кабинете сестры, — говорят вы как командир, вот вам и полагается. Берите, распишитесь и носите. Вы в нем на медведя похожи, но лучше быть живым медведем, чем обмороженным пингвином.

Татьяна улыбнулась. Она тоже согревалась.

— Ехали к вам в Ленинград кружным путем. Хорошо, что наши Тихвин отбили. Там такие пробки были на фронт все: пушки, танки, грузовики, бойцы. А с фронта сама понимаешь: раненые, да битая техника. Ехали долго и этим пришлось грозить, — Зина похлопала по кобуре, — но вот я здесь.

И она рассмеялась звонким смехом, звонче прежнего. Смехом которого уже давно не слышали ни эти стены, ни Татьяна.

— Зинка, — улыбнулась Татьяна, — я беременна.

Сказала и поняла, что это значит.

Зина посмотрела на нее, прижалась к сестре и потрясла ее:

— Таня, да знаю я. Но в такое время. Такое время. Но я рада.

Потом Зина отпрянула и посмотрела на Татьяну:

— Так тебя надо срочно вывозить. Мама говорила, что надо быстро, но никто не знал как это получиться.

— Обратно, меня заберет самолет, — сказала Зина, — и тебя тоже захватим. Так было сразу расписано, тем более у тебя вторая категория по эвакуации. Могли и раньше вывезти. Я здесь все уже сдала, а мой милейший шофер Александр Петрович, он на Ордынке жил, останется здесь в распоряжении Ленинградского фронта. Все это было известно заранее. Он знал, что в один конец едет. Нет смысла гонять наш ЗиС-5 обратно. И так в пути три раза ломались. Обратно машина не дойдет, а здесь еще сгодиться. Сразу как мне оформляли командировку к вам, о сказали — туда машиной обратно самолетом. Но были и те, кто не согласился. Ни туда, ни обратно.

Татьяна покачала головой:

— Раньше Ладога еще не встала. Везли мало. А вторую категорию тогда еще не брали самолетами. Я пробовала выехать. В обкоме была у третьего секретаря. Он мне подписал ордер на выезд, но в транспорте отказал. Не брали тогда еще вторую категорию.

— И хорошо, что не брали, — наклонилась к сестре Зина, — последние кого возили по озеру, ваши ленинградские сироты.

— А что сироты? — спросила Татьяна.