Запрещенная Таня

— Ну вот. Я не должен краснеть на защите слушая ваш лепет. Как это было сегодня. Вы должны произвести впечатление, если не глубиной мысли, но хотя бы необычным подходом. Охватите взглядом эпоху. Поймите, как там было бы вам. И как вы жили бы тогда. И смогли бы вы с Бертольц быть подругами. Это, в крайнем случае. Представьте, что вы живете с ней, погрузитесь в ту, советскую жизнь.

Танюша обреченно кивнула.

— Я понимаю, что сейчас это сложно, — продолжил Сергей Васильевич, — сейчас это очень трудно. Сейчас, когда мы ходим в итальянских штанах и ездим на американских машинах это очень и очень трудно. Но поймите, у нас с вами нет иного выхода. Ваша цель слиться со временем, пропитаться эпохой.

Танюша опять кивнула.

— Ну вот, — преподаватель бросил взгляд в окно, потом на брелок, — я все же жду от вас большего. Я надеюсь, что вы сможете сотворить свой диплом. Ну, или хотя бы родить пару нетривиальных мыслей. И не забывайте про нашего ребеночка. Я понимаю, что требую от вас невозможного. Но можно, же напрячься хоть раз за пять лет.

— Я читаю как она, они тогда жили, — тихо сказала Танюша.

— И это хорошо, — настойчиво сказал преподаватель, — но этого мало. Только читать всегда мало. Это начало осознания реальности. Теперь вам надо начать думать. Почему они действовали так, а не иначе. Чем это было вызвано и к чему привело. Это очень сложно, наверное, и невозможно. Но простите меня, что только в предельных ситуациях проявляется качество человека. Его лучшие качества.

35

— Уважаемая Татьяна Васильева, — третий секретарь обкома посмотрел на Бертольц сквозь опушенные очки, — вы требуете от меня невозможного.

— Почему?

— Понимаете, я вот вижу ваш ордер на эвакуацию. Вижу, что вы отсидели ко мне большую очередь. Но поймите и вы меня. Транспорт мне взять не откуда. Транспорт нам дают военные и специальный комитет эвакуации.

— Дайте мне пропуск в этот комитет, — настойчиво сказала Татьяна.

— Товарищ, Бертольц, — устало сказал секретарь, — ваш ордер на эвакуацию подтверждаю. Вот моя виза на нем. Вы можете выехать хоть сейчас. Хоть на самолете, хоть автомашиной. Но я вам не могу дать направлении, ни на самолет, ни на машину. Все расписано. Если вы сможете сделать это самостоятельно, то нет никаких препятствий к вашему выезду. Вам нужен паспорт и этот вот ордер. Вас вывезут. Но транспорта нет.

— Тогда дайте мне пропуск в комитет по эвакуации, — настойчиво повторила Татьяна.

Третий секретарь покрутил головой:

— Это не имеет смысла. Комитет по эвакуации возглавляет товарищ Косыгин. Он из Москвы. Он не знает про вас. Да если бы и знал, то ничем не смог бы помочь. У нас огромный список лиц подлежащих эвакуации. Но нам надо вывозить и оборудование заводов, и пороха и материалы и детали боевых машин. Транспорт не только для людей. Вот вам телефон, звоните по нему, и как только будет возможность, вам будет предоставлен транспорт.

Он протянул ей листок с цифрами, Татьяна его взяла, понимая, что бесполезно с ним спорить.

— И зовите, пожалуйста, следующего, — чиновник поправил очки и вздохнул.

В коридоре сидело и стояло множество людей. Это были все те, кто имел право на эвакуацию, но для нее не было возможности. Для многих эта возможность не наступит никогда.

— Все, — Татьяна закрыла за собой дверь и посмотрела на Колю сидящего под одеялом, — это все.

— Что все? — спросил Коля и облизал искусанные во время припадка губы.

— Мы не выехать.

— Почему ты так решила?

— Нет возможности. Мне сейчас объясняли в обкоме как все это трудно и невозможно. Они вывозят материалы, станки, порох, но не людей. Вернее на людей отдают то, что остается. Вот дали телефон и предложили звонить по нему. Но думаю, по нему я никогда не дозвонюсь.

— Ясно, — Коля пошевелился под одеялом. Последнее реям он сдавал все сильнее и сильнее. Припадки были все чаще и все дольше. Он уже не выходил даже в общую кухню. Лицо Коли опухло, по нему постоянно бегали тики. Люминал не помогал, хотя он его исправно глотал. Позавчера у Коли стала трястись левая рука.

— Ты звонила маме, — тихо поинтересовался Коля.

— Да, — ответила Татьяна и положила шапку на вешалку, сняла варежки и =бросила сушиться, — с телефона Натана Яковлевича. Из его кабинета.

— И что сказала?

— Сказала, что у нас с папой все хорошо. И что беременна. Мама все поняла.

— Вот видишь, еще ест шанс.

— Какой шанс, — покачала головой Татьяна, — что она сможет организовать продовольственный караван в Ленинград, прорвет блокаду или организует для меня специальный самолет?

— Из Москвы виднее.

— Я еле пришла. Весь день на ногах.

— Там есть твоя сгущенка, — сказал Коля.

— Я знаю, но не хочу есть. В висках шумит. А еще обломился зуб. Мне нужны витамины и белки. И их сейчас нигде не взять.

36

Морозов ждали и боялись.

Миша, который настойчиво добрался к ней на работу тихо сказал:

— Как морозы ударят, то швах.

— Ты думаешь?