Запрещенная Таня

Потом она нашла выход и стала доверять свои мысли дневнику. В нем она писала, что думала. Писала, хотя пережила два обыска и арест. Она понимала, что попади ее дневник, куда следуют и завтра от не мокрого места не останется. В этом дневнике вся 58 статья, может только покушение на Кирова не пришьют. А так вышка. Но она писала. Не боялась, никогда не боялась и писала. Думала, что потребуется после войны. Но именно после войны поняла, что он никому не нужен.

А что до вашего соцреализма, так ебись он конем. А вместе с ним и Ленин с колхозами.

94

Сергей Васильевич весело потер руки:

— Теперь дорогая моя вам предстоит самое страшное. И странное.

— Что? — посмотрела на него Танюша.

— Вам надо убить Бертольц. Вы сами знаете это.

— Да, — четко отвела Танюша.

— А, это все знают. Знают с того времени, как начинают писать, — улыбнулся Сергей Васильевич, — Дюма — папаша, так вообще слезами обливался, пока кончал Портоса. Надеюсь с вами такого не случиться?

— Не знаю.

— А вы мне все больше и больше нравитесь. Танюша, — сказал Сергей Васильевич, — раньше думал, что вы очередной пустоцвет. Окончите этот тугой ВУЗ. Бросите литературы. Такую занудную. Конечно, образование, дает какой-никакой вкус. И вы не скатитесь к сериалам по телеканалу «Семейный».

— «Домашний» буду смотреть, — вставила Танюша.

— И то хорошо, — усмехнулся Сергей Васильевич, — но думаю, детективы будете читать и не самые плохие. А во время нашей работы понял, что вам можно и дальше пойти. Вы подумайте. Знаете. Вам в армию не надо. Поэтому поживите спокойно годок. Выйдете замуж, посмотрите по сторонам. А если останется влечение, то поступайте в аспирантуру. Тема ваша интересная. На кандидатскую вытянет.

— Я подумаю.

— Конечно, но не сейчас, — сказал Сергей Васильевич, — сейчас вопросы пострашнее. Даже если вы поставите в конце только дату ее смерти. То все равно это дата смерти.

— Я знала, что этого не избежать, — тихо ответила девушка.

— Я понимаю. Но ваша рассудительность похвальна.

— Спасибо, — откликнулась Танюша.

— А вам ее не жалко? — поинтересовался преподаватель.

— Нет.

— Даже так, — засмеялся Сергей Васильевич, — а не секрет — почему? Почему, вам не жалко человека, с которым вы сжились и сроднились за полтора года. Ведь из вашей жизни уходит и время прожитое вами.

— Все равно не жалко, — упорно сказала Танюша, — она прожила свою жизнь. А мне еще жить.

— Хорошо, — кивнул Сергей Васильевич, — это показывает то, что из области эмоций вы перешли в сферу анализа. Теперь у меня нет никакой опаски за вашу работу. И за память Бертольц нет. Вам удалось перейти от моционного отношения к стихам и жизни Бертольц к осознанию ее творчества. И жизни. А через ее жизни посмотреть на эпоху. И на нашу эпоху посмотреть. Фактически, вы вышли за все возможные рамки. Но это позволило оценить все и всех. И это очень и очень хорошо.

— Спасибо, — ответила Танюша.

— Я вас немного спровоцировал, — Сергей Васильевич с удовольствием уселся на свой стул, — предложил завести ребенка с Бертольц. Наивная и странная идейка. А вы купились.

Преподаватель рассмеялся:

— Я думал, что вы броситесь в этот тупик. И вы стали это делать. Но только благодаря этому вы быстро переварили все эмоциональные аспекты жизни Бертольц. После этого вы смогли начать думать. Трезво и четко. Что от вас и требовалось.

Танюша насупилась.

— Не обижайтесь, — рассмеялся Сергей Васильевич, — на то я и научный руководитель. Чтобы направлять ваше творчество. И иногда, вас провоцировать. А так же довести вас до логического конца. Закончив низший — эмоциональный уровень осмысления, вы стали неплохим филологом. Технику структурного и филологического анализа вы еще успеете подтянуть. Но главного я достиг — вы влюбились в науку. И это изменило вас.

— Вам виднее, — буркнула Танюша.

— Виднее, виднее. Все с вами будет хорошо. Как за филолога я за вас уже спокоен. Поэтому спокойно дописываете работу. И думайте о будущем. А сегодня я вас не задерживаю. А работу приносите уже полностью. ГОСТы берите на сайте ВАК в Интернете. А теперь до свидания.

95

Странная дилемма между Ахматой и Цветаевой, — подумала Танюша, — но Бертольц удалось там поместиться. В ней не было ни мученического восхождения к небытию Цветаевой, ни ахматовского оправдания высоким стилем своих сучьих порывов. Хоть Бертольц могла бы писать что-нибудь после ареста первого мужа. Его звали, кажется, Костя. Но она быстро развелась с ним и быстро его забывала. Она была практичной и простой. Простой русской бабой, которую советская власть переименовала в советскую женщину. Простую советскую бабу. Счастливо избежавшей всей участи совженщины: вечных коммуналок, очередей.