Чувствовал её настроение, подпитывался, словно энергетический вампир, её красотой и женственностью, балдел от созерцания соблазнительных форм и голоса. А о бездонных ведемских глазах и говорить было нечего. И так всё ясно: как заглянул в них в первую встречу, так и по сей день не отпустило. И понимай, как хочешь, что это за связь такая между ними. Мистика ли, судьба, предназначение, сексуальное влечение или ещё какая-то п**бень? Нет чего-то одного. Всё вместе. И чем больше смотрел на неё, чем больше узнавал о ней, тем сильнее привязывало.
Не такая она, как все. Особенная. Во всех смыслах особенная. Тянуло к ней невидимой ниточкой, подталкивало неосознанно. Ещё и эта ассоциация с матерью… хоть головой об стенку лупись, а уже всё, поздно сдавать назад.
В тысячный раз пожалел, что не уехал сразу после мордобоя. И ведь был такой настрой. Уже и послал всех мысленно, отлепил от себя умоляющую остаться Маринку и, проводив долгим взглядом убежавшую в дом Юлю даже потянул на себя дверцу, как вдруг осенило: а почему это он должен уезжать? Он в чем-то не прав? Нихрена. Единственная его ошибка — вспыльчивость. Если и нужно было уезжать, то ещё вечером, как планировал. А теперь всё. Никаких телодвижений. Уехать сейчас, значит, признать свою виновность. А он ни в чем не виноват.
Угу. Не виноват. А как же!!! А то, что положил глаз на замужнюю женщину — это так, мелочи. То, что у самого сейчас под боком спит её племянница — тоже плевать. Он приехал сюда из-за неё. Из-за неё остался, потерял хваленную выдержку, наступил на горло стонущей в агонии гордости.
И всё ради чего, м? Ради той мимолетной встречи на кухне?
Да, блдь! Да! Ради этого и ещё ради много чего. Вот то её испуганное состояние послужило ответом на все мучавшие его доселе вопросы и сомнения. Не только его цепануло и влекло к ней по-зверски. Это всё было взаимно.
Взаимно, мать твою…
Поправив на запястье часы, поднес циферблат к посеревшему в предрассветных сумерках окну и сверился со временем.
Маринка что-то недовольно засопела и, потянув на себя остатки простыни, откатилась на другой край. Стараясь как можно тише двигаться, Вал поднялся с дивана, надел шорты, достал из сумки майку и, оглянувшись на спящую девушку, бесшумно прикрыл за собой дверь.
На улице стало светать, а вот в доме, за счёт темных штор и прикрытых ставень ещё царил полумрак. Пришлось несколько секунд постоять в темноте, вспоминая, какая именно дверь ведет на крыльцо. Определившись, осторожно потянул на себя дверную ручку и, оказавшись на улице, облегченно выдохнул, а то не хватало ещё нагрянуть к Осинским. Вот бы шороху наделал. Тогда бы точно поубивали друг друга и вряд ли бы после этого ограничились предыдущей отмазкой.
Сначала хотел выйти за ворота и посидеть на лавочке, но потом передумал и, миновав летнюю кухню, пошёл в направлении расположенного в конце огорода пшеничного поля.
Задыхался в чужом доме, да и не смог уснуть, будучи с ней под одной крышей. Мыслями то и дело возвращался к вчерашней встрече на кухне. Зря он позволил ей уйти. Не стоило. В голове то и дело проигрывался момент, где он хватает её за руку и, наплевав на риск оказаться застуканным Мариной, зарывается пальцами в шелковистые волосы Осинской, властно обхватив затылок. Она, конечно, сопротивляется, отталкивает его, а он, скотина, впивается в её губы жадным поцелуем и наконец-то пробует их вкус.
Та-а-ак, а вот это уже лишнее. Лишнее! Нельзя. И ему нельзя, и ей. Вон, с семьей познакомился, взял девушку за руку, впустил в свой дом… И чтобы вот так… всё перечеркнуть по непонятному велению сердца и того, что намного ниже? Повторить путь отца?
Очнулся от мыслей в конце огорода, на границе высокой травы и колосящегося поля. Замедлил шаг, только сейчас обратив внимание на мокрые от росы ноги и оглядевшись по сторонам, увидел неподалеку прошлогодний стог сена. К нему и пошёл, стряхивая с колен приклеившиеся листочки подмаренника.
Стог по наружи был мокрым после дождя, а вот выбранная за зиму полость оказалось сухой. Присев на корточки, достал прихваченные из дому сигареты, и несколько раз чиркнув зажигалкой, мечтательно затянулся.
Где-то совсем рядом пропел соловей. Кто там кому поет по утрам, не мог вспомнить: то ли самец самке, то ли наоборот, но пение этой маленькой, ничем неприметной пташки заставило сердце очнуться, по-иному посмотреть на окружающий его мир.
Курил и слушал, задумчиво выдыхая в небо белесую струю дыма. Действительно дух захватывало. Рассвет постепенно начал набирать обороты. На востоке, озаряя небо в золотистые цвета, показались первые лучи солнца, и в этот момент Вал увидел, как над полем проступила туманная дымка. Ещё отчетливей запахло травой и цветущими соцветиями лип.
Ночь смиренно сдала свои позиции, освобождая место новому дню.